Обещанная демону

22
18
20
22
24
26
28
30

Тристан поморщился – и засмеялся.

– Ты наказание хуже власяницы из гривы дикого необъезженного жеребца.

Кроткую маркизу Тристан почтительно поднял с пола. У него уже было достаточно сил, чтобы шагать уверенней, белоснежные крылья развернулись за его спиной, и он, обнимая плечи женщины, когда-то полюбившей ее, целовал ее холодные пальцы, отогревая горячим живым дыханием, и заглядывал в заплаканные глаза, словно виноватый пес.

– Спасибо, – прошептал он,  целуя ее руки снова и снова, гладя ее постаревшее лицо, закрыв их двоих крыльями от посторонних взглядов. Его алые глаза были печальны, щемящая сердце досада светилась в них. – Ты подарила мне много… много для того, чтобы вернуть жизнь.

Ее худая морщинистая ладонь коснулась его лица – вечно молодого, – и маркиза горько улыбнулась сквозь слезы.

– Лети, – ответила она.– Я знаю тебя. Ты рожден свободным. Ты, наверное, не можешь принадлежать кому-то. Только себе.

– Да, – сказал Тристан, целуя ее руку. – Так и есть. Так и есть.

Жизнь все полнее наливала его молодое тело. Тристан, виновато улыбнувшись, еще раз поцеловал руку маркизе и отступил, распахивая белоснежные крылья во всю ширь. На его лице выписалось торжество. И он, оглядев черные старые стены, с силой, ликуя, выкрикнул:

– Это мой дом! Мой Инквизиторий!

Белоснежным ангелом он взмыл ввысь, сдирая паутину, пыль и темные тени со стен поднятой крыльями бурей. Зеленый туман, клубящийся над купелью, почти рассеялся, но этого было мало.

Тристан белоснежной птицей скользнул к дымящейся воде, сложил крылья и нырнул – одним быстрым, неуловимым движением. Вынырнул почти сражу же, отфыркиваясь, отбрасывая от лица прилипшие волосы, и выбросил вместе со шлепком воды на каменные плиты старый, изъеденный ржавчиной нож, крошащийся коричневым крошевом. Выскочил из купели и яростно, словно ядовитую змею, каблуком сапога раздавил, переломил старый грешный клинок.

Нож переломился с хрустом, от которого дрожь по телу пошла, и Тристан наподдал яростно по обломкам мокрым сапогом. Купель очистилась; вода перестала дышать зеленым ядовитым туманом,  ветер разорвал его на клочки, растер меж старой листвы, и небо над Вечным лесом очистилось. На его черном бархате проступили яркие белые звезды. Дроги под сенью леса стали видны далеко, и черепа, прибитые на деревья, покрылись мхом и превратились в пристанище для птиц. Проклятие было снято и с леса.

– Вот он, – пробормотал Тристан, отплевываясь от воды, глядя на ничего не значащие теперь куски металла, – этот дьявольский нож, изменивший нашу жизнь!

Ярость, сила и новая жизнь захлестывала его, и он закричал, выдыхая переполнявшие его душу, сжав кулаки, разрывая темное него криком:

– Но я все исправил! Я исправил!

– Исправил, – подтвердил Эрвин, посмеиваясь.  – Чтобы натворить еще бед.

Но Тристан его уже не слушал.  Было еще одно дело, еще одно недосказанное слово.

Он обратился к Элизе, к онемевшей от удивления, стоящей столбом. Он подбежал к ней, взял ее руки, сжал ее ладони, смеясь, сверкая алыми глазами.

– Ну-у, – произнес он деланно строгим голосом, белым крылом стирая влагу с лица, с повисших сосульками волос, незримо облачаясь в сияющие парадные одежды. – Девица королевской крови, моя верная последовательница, самое чистое сердце, моя кровь и плоть!  Ты простишь мне, что я испортил дракой и кровью твое венчание?

– Но… – пролепетала Элиза, заливаясь багровым румянцем. – Я даже рада…  то есть… Кто, как не ты, знает, что я – только для Эрвина…