– Ты о чем? – улыбнулась Сьюзан.
– Ну, что я тут танцую на крыше. – Я шагала по крыше, недоумевая, куда подевался гравий. – До встречи с тобой я не делала ничего интересного. А теперь…
Раздался треск, и мы обе подскочили.
– Что это было? – встревоженно спросила Сьюзан.
Я застыла на месте, не решаясь посмотреть на ноги.
– Эм… – Голос у меня так дрожал, что я едва могла говорить. – Похоже, я стою на световом люке.
От ужаса на ее лице мне стало еще страшнее.
Из-под ног донеслось легкое потрескивание. Сердце бешено застучало, и кровь загудела в ушах.
– Не двигайся, – сказала она, и вопреки панике на лице голос ее звучал спокойно. – Я сейчас тебя оттуда заберу, ладно?
Она направилась ко мне.
За секунду до падения я уже знала, что упаду.
В короткое мгновение, когда стекло под моими ногами уже поддалось, а гравитация еще не включилась, мой мозг выбрал, о чем подумать. Падая в лавине из осколков стекла и грязи, я не слышала криков – своих и Сьюзан. Я не видела, как стремительно приближается земля.
Я увидела пятилетнюю Рози, когда она, задыхаясь от торжествующего волнения, протянула мне ленту. Я услышала ее дрожащий от восторга голос – тогда его еще не иссушил сарказм.
«И вот теперь мы лучшие подруги».
Меня настигла земля.
Тогда
26
Есть один плюс в том, чтобы упасть с шестиметровой высоты сквозь стеклянную панель. Потеря памяти.
Конечно, не абсолютная. Но ее хватило, чтобы минимизировать шок. Мой мозг ко мне очень добр.
Когда я уже заново научилась управлять конечностями и меня перестало тошнить при любой попытке встать, я все равно не помнила почти ничего из того, что случилось в первые двенадцать часов после падения. Были какие-то обрывки воспоминаний. Они всплывали от случайных фраз, звуков, прикосновений. Грубое царапанье шейного ортеза по горлу. Плач какой-то девочки. Свет в зрачках.