Ценный

Его тон внезапно становится нетерпеливым, как будто его беспокоит эта информация. Я жду в ошеломленном молчании. Я не хочу совать нос в чужие дела. В конце концов, он мог бы просто солгать и сказать, что это место нашел его консьерж.

Я думаю, он действительно хочет открыться, хотя ему явно тяжело делиться. Единственное, что сейчас нужно сделать — это сохранять спокойствие. Я откусываю еще кусочек этого невероятного блюда, особенно сладкого картофеля со сливками, который тает у меня во рту. Похоже, моя тактика срабатывает, потому что Генри начинает снова.

— Я полагаю, моя мама все еще живет здесь.

Я киваю.

— Как думаешь, ты попробуешь встретиться с ней, пока будешь здесь?

Вот, это прозвучало непринужденно. Не пугай диких животных, особенно когда такое редкое событие разворачивается прямо у меня на глазах.

— Я давно с ней не разговаривал, — сообщает он как ни в чем не бывало.

Стараясь изо всех сил сохранить невозмутимое выражение лица и не показать своего удивления, я размышляю о том, как одиноко я бы чувствовала себя в этом мире, если бы не знала, что у меня есть родители.

Чувствует ли Генри себя одиноким здесь? Возможно, он же не в Порт-Провиденсе со своими лучшими друзьями и не в городе, где люди сплочены и всегда готовы помочь друг другу?

— Полагаю, это означает, что тебе не нужно осматривать туристические достопримечательности, — говорю я с мягкой улыбкой, давая ему высказаться на тему разрушенной семьи.

Генри приподнимает губу.

— Нет, но есть одна вещь, которую я бы хотел сделать, пока нахожусь в городе.

— Да? — спрашиваю я, любопытствуя, что Генри считает достойным своего времени.

— В детстве я занимался серфингом. И я бы с удовольствием сходил сейчас.

Мои глаза, наверное, раскрываются еще шире, чем раньше, если такое вообще возможно, потому что Генри усмехается в ответ.

— Я умею заниматься серфингом.

Я поднимаю руку, стараясь скрыть изумление.

— Я в этом не сомневаюсь. Просто я не могу представить, что ты делаешь что-то просто ради забавы. Вот и все.

Генри нахмурился, его брови сдвинулись к переносице.

— Ты думаешь, я не люблю веселиться?