- Где ты был? – спрашивала я. – Где, крот небесный тебя побери, ты был?! Почему так задержался?! Эймери, отвечай немедленно! Ты слышишь меня?!
Эймери не отвечал. Мы вышли из КБД, прошли по скверу, зашли в его дом – я не думала о том, смотрит ли на нас кто-нибудь, и вообще ни о чём не думала. И вот дверь за нами закрылась, и мы стояли в темноте, совсем близко, замерев, словно считая удары сердец наперегонки.
- Где же ты был? – выдохнула я куда-то ему в ключицу. Он даже пах как-то по-особенному, иначе. И всё же это был он. Настоящий. Живой. Мой.
- Это неинтересно.
- Сам ты неинтересный! Ты… лечился?
- О, небо, нет. Говорю же, ничего особенного. Принимал участие в одном расследовании. Успешнее, чем здесь, но куда более скучно. Расспрашивал чьи-то галстуки, подвязки и сюртуки. Отказаться, в общем-то, не было возможности. Записку и то еле передал.
- Я места себе не находила!
- Разве? Не верю. Наверняка ты прекрасно справлялась с этим и нашла не то что одно место, а сотни самых разных мест, – его холодные ладони спустились чуть ниже поясницы. Ладно, кому я вру, вовсе даже не чуть. – Как там животные? Что-то их не слышно.
- Я их съела.
- Вообще-то, я просил немного не о том...
Я обняла его ещё крепче, что-то внутри тикало и токало, тягуче переливалось.
- Глист паршивый, я по тебе скучала.
- Привыкай, малявка. Но про помолвку – это ты зря. Не торопи события.
Я гладила его по лицу, по груди, по животу, чувствуя даже не возбуждение, нет, почти физическую потребность его касаться.
- Не надо, Хорти.
Эймери мягко перехватил мои руки, и я вдруг ощутила какую-то странную неровность на его ладони.
- Что это?
- Порезался. Ничего особенного, – как-то неловко хмыкнул Эймери. – А, ну да, ты к такому не привыкла... Будет долго заживать.
Я зачарованно разглядывала пересекавшую левую ладонь выпуклую тёмную царапину длиной в палец. Да, он прав – не привыкла. У благоодарённых такое лечилось минут за десять.
- Это мелочь, а главное, мне-то можно уже не бояться никаких инфекций, - нарочито бодро сказал Эймери. Наклонился, погладил прибежавшую наконец-то Ксюту. – У меня такого добра ещё есть. Вот тут, – он похлопал себя по бедру. – Как раз тот самый, после которого я и хватанул ту заразу. Отвратительно смотрится.