- Меня отправила с секретарской миссией добрая малье Лестор, - скорчила я клоунскую рожицу, а Лажен украдкой кивнул на Эймери.
Да, при любом другом преподавателе я не стала бы что-то говорить о директрисе, но Эймери... все планы мне портит, все карты путает! Я уставилась на поверхность парты, исцарапанную и исписанную чернильными посланиями от студентов прошлых лет, хотя во всех других учебных классах Колледжа, где я успела позаниматься за эти два неполных года, парты были новыми и чистыми. Зачитавшись чьим-то страстным признанием в горячей нелюбви к лайгону, я пропустила момент, когда в очередной раз открылась дверь, и в комнату один за другим вошли трое взрослых мужчин.
Узнать сенатора Мирука Трошича было несложно: он оказался существенно старше своих молчаливых спутников, требовательно и прицельно оглядевших аудиторию и сидящих в ней студентов и Эймери. Один из охранников, если я правильно определила род занятий сопровождающих сенатора людей, уселся рядом с Эймери, второй остановился у входа. Их одинаково невыразительные лица мало меня интересовали, я разглядывала самого неугодного сенатора, о котором слышала так много всего. Раньше мне не доводилось встречаться с Трошичем лично, хотя Аннет давно уже в красках описала мне его неказистую внешность, разительно отличавшуюся от внешности его более удачливого соперника. Он действительно казался расплывшимся, обрюзгшим и, если так можно выразиться, совершенно обычным: далеко не новый и не самый дорогой и модный плащ, неряшливо растрёпанные седые волосы, кустистые брови, морщинки на лбу. Я ожидала этого всего, но одновременно надеялась на что-то этакое: ощущение силы и уверенности, сногсшибательную харизму… И была разочарована, обнаружив сутулящегося суетливого мужчину лет пятидесяти с хвостиком, который, поздоровавшись с позорно малочисленной аудиторией, тут же подавился воздухом и откашливался, пока Сайтон не сбегал за стаканом воды.
- О, прелестная малье, рад увидеть наконец-то внимающие женские глаза! – каркающе-скрипучим голосом начал сенатор, ничуть, кажется, не смутившийся ни тёмной каморки, ни жалкой горстки слушателей. – Прекрасно, прекрасно! Давайте-ка познакомимся, дорогие мои друзья! К счастью, сегодня здесь только самые заинтересованные, поэтому я без труда всех запомню! Ну-ка, ну-ка…
Процедура знакомства слегка затянулась. Эймери сидел молчаливый, хмурый, и я начинала волноваться, не случилось ли у него что-то вовсе экстраординарное со вчерашнего вечера. Вчера он тоже был не в лучшем расположении духа, но и такого явного напряжения, как сейчас, в нём не чувствовалось.
- Вы знаете, пару дней назад я обдумывал сегодняшнюю лекцию, - мальёк Трошич снова обвёл нас маленькими тусклыми глазками. - Думал о том, какую интересную тему выбрать для молодежи, к которой, увы, не принадлежу уже очень давно. Те вопросы, которые больше всего интересуют меня: права всех без исключения людей на базовые жизненные ценности, обеспечение достойного уровня жизни после достижения пенсионного возраста, получение образования малоимущими и тому подобное, думал я, не будут так уж интересны тем, перед кем сейчас открываются все дороги. Тем, кому мир кажется полным удивительных открытий, чудес и возможностей. Да, он такой и есть, этот мир, безусловно. И в то же время люди, знаете ли, такой шебутной и неугомонный народец, пусти их на Небесный луг – они и там найдут, по какому поводу сморщить нос! – сенатор глухо засмеялся, в первый момент мне показалось, будто очередной приступ кашля одолел его. – Одним словом, сегодня, дорогие мои, я решил спросить вас. Что вас волнует, о чём болит душа у молодых?
Сайтон подскочил так, словно этого вопроса он ждал всю жизнь.
- Мальёк Трошич, я думаю, все ваши сторонники, сторонники реформ, стремящиеся к новшествам и прогрессу, были бы счастливы собраться воедино. Нас много, поверьте, за нами сила, но мы разобщены! Нам нужно как-то организоваться, может быть, основать клуб…
- Ох, молодёжь! – вздохнул сенатор, и глаза его вдруг сверкнули, остро и не без хитринки. – Не представляете, как я вас понимаю! Но поверьте моему многолетнему опыту воинственного оппозиционера-энтузиаста: ото всех этих клубов нет никакого толку. Вам кажется, что сила в массе и толпе, но стоит вам собрать эту толпу, как все порывы погрязнут в будничной рутине. Клуб, говорите вы? Что ж, хорошо. Но клубу будет нужно собираться где-то, и вы начнёте искать подходящий дом, отсеяв треть желающих, которым неудобно будет добираться. Потом вам нужно будет оплатить аренду и приобрести стулья для заседаний, как минимум, а для этого – вводить членские взносы. Ох уж эти взносы! Они погубили больше оппозиционеров, чем все палачи и темницы вместе взятые. Затем из оставшейся трети нужно будет назначить председателя… и вот у вас уже нет воодушевлённой толпы, а только кучка страждущих, как правило – праздных бездельников, которым попросту нечем больше заниматься, чем торчать в политическом клубе!
- Но как же… - растерянно и даже разочарованно начал было Сайтон.
- Начните с себя. Сделайте из себя лидера, за которым потянутся остальные. Во имя которого будут основывать клубы и в честь которого называть детей. Творите добрые дела, искореняйте зло: взяточничество, несправедливость, стремление к наживе любой ценой. Я таким лидером не стал… не спорьте, не стал! Но я буду счастлив, если кто-то из моих слушателей или приверженцев найдёт в себе силы сделать Айвану такой, какой она должна быть. Свободной. Страной, в которой каждый человек, независимо от происхождения и наличия благого дара, сможет ходить с гордо поднятой головой и быть самим собой. Тогда я смогу умереть спокойно.
- Вы добились бы куда большего, если бы действовали осторожнее! – вдруг с вызовом высказался сидящий рядом с Лаженом невысокий тощенький паренёк с весьма массивным носом, вроде бы, Граль, по виду – воплощённая осторожность. – Если бы вы не позиционировали своё радикальное мнение по поводу острых и спорных тем!
- Что вы имеете в виду, мой дорогой? – сенатор склонил голову к плечу и прищурился.
- Я имею в виду, что демонстрируя свою лояльность, например, к скверным, вы существенно подрываете свой авторитет и тем самым перекрываете себе же самому дорогу для выполнения более полезных и животрепещущих задач!
Я покосилась на Эймери, он сидел неподвижно, слепо глядя на поверхность стола перед собой, и только сжатые пальцы выдавали его напряжение. Мне захотелось обнять его, просто для того, чтобы поделиться своим теплом, своими силами. Ну почему он молчит?! Какие-то лекарства для скверных были созданы, их же просто перестали выпускать! И если Эймери выскажется в поддержку Трошича, это не означает, что его тут же в чём-то заподозрят!
Но Эймери молчал.
Молчал и сенатор, рассеянно улыбаясь куда-то в потолок – то ли раздумывая над ответом Гралю, то ли задумавшись о чём-то своём.
- Видите ли, мой дорогой, в ваших словах есть немалая доля истины, - наконец сказал он. - Что скверные? Их мало. Помимо них найдется множество дел: брошенные детишки, несчастные старики, калеки-военные... Но величие нашей души проявляется в том, что мы не боимся грязи, не боимся замарать своих дорогих сапог. Я знаю, что есть более простой путь. Но я не хочу ему следовать. Я знаю, что большинство из наших граждан превыше всего ценят сытость, в широком смысле. И это прекрасно, я хочу сказать, что нисколько не умаляю значение достатка, быть сытым – это прекрасно, я сам человек не бедный. Но этого недостаточно. Наше тело должно быть здоровым и пребывать в комфорте, а вот душе лучше трудиться, постоянно, понимаете? Заботясь об этих несчастных, мы тренируем душу, поскольку это трудно. Сочувствовать им – трудно, и, тем не менее, нас всех после смерти ожидает один Небесный луг.
- А так ли они несчастны? – упрямо процедил Граль. – И заслуживают ли они этой заботы?
ebooksa