— Я много думал, — говорит Дуглас. — О том, что произошло.
— Я тоже, — отвечает Адам и ему мгновенно хочется отказаться от лжи.
— Чего мы надеялись достичь? Что мы делали?
Они стоят под сенью закамуфлированного платана, самого покорного из восточных деревьев, на том самом месте, где остров был продан людьми, которые прислушивались к деревьям и очищали их. Оба смотрят на фонтан, похожий на гейзер.
— Мы поджигали здания, — говорит Адам.
— Да, мы это делали.
— Мы верили, что люди совершают массовое убийство.
— Верно.
— Никто другой не понимал, что происходит. Если бы люди вроде нас не форсировали события, не было шансов все остановить.
«Клюв» бейсболки Дугласа раскачивается взад-вперед.
— Знаешь, мы не ошиблись. Посмотри по сторонам! Внимательные люди уже поняли, что вечеринка окончена. Гея мстит.
— Гея? — Адам улыбается, но с болью.
— Жизнь. Планета. Мы уже платим по счетам. Но даже сейчас, если скажешь такое вслух, тебя объявят чокнутым.
Адам внимательно смотрит на собеседника.
— Так ты бы все повторил? То, что мы делали?
Вопросы философов-изгоев звучат в голове Адама. Запретные вопросы. Сколько деревьев равнозначны одному человеку? Может ли надвигающаяся катастрофа оправдать небольшое, точечное насилие?
— Все повторил? Не знаю. Я не понимаю, о чем ты.
— О поджогах зданий.
— Я спрашиваю себя по ночам, может ли все, что мы сделали — все, что мы могли бы сделать — когда-либо возместить смерть той женщины.
А потом обоим кажется, что день сменяется ночью, город — елово-сосновым лесом, парк вокруг них весь в огне, и прекрасная, странная, бледная женщина лежит на земле, просит воды.