Лирелии – цветы заката

22
18
20
22
24
26
28
30

– Думаю, что на фоне сильного стресса у тебя случился выплеск магии, которая повиновалась твоему желанию остаться незамеченной для убийц вместе с другими людьми, – предположил мой жених.

– И никаких упоминаний о женщине? – спросила я в слабой надежде найти хоть одну разгадку за сегодня.

Эрик в ответ покачал головой:

– Никаких. Тут сказано, что Роальд Кровавый во время нападения на усадьбу сначала потерял тебя из виду, а потом напал на ваш след и, найдя вас, всех убил. Потом попытался убить нас с Вальгардом, но тут ему помешали советники.

Что-то здесь не сходилось, на мой скромный взгляд. Не было ни одного упоминания о женщине, а я все-таки твердо была уверена в том, что в прошлой жизни приняла смерть именно от нее. Но в протоколе суда четко говорилось о преступниках-мужчинах.

– Как они смогли совладать с целым поселением? – задалась я вопросом. Хоть они и вампиры, но людей-то много было. Не все же на тинг уехали. Тем более что в тот раз на тинге собирались не все мужчины.

– Парализующее заклинание, которое на Эсфире, как ты знаешь, разрешено применять только при ловле нарушителей порядка или в целях самозащиты.

– Эрик, а в расследовании Совета могут быть ошибки?

Мой жених задумчиво посмотрел на меня:

– Это исключено. Их возможности намного шире, чем у рядовых бессмертных.

– Ну да, шире, а какую-то злюку найти они не смогли, – проворчала я, тяжело вздыхая.

Меня угнетало свинцово-тяжкое чувство, что нас водят за нос и играют, словно пешками, с иронией наблюдая за нашими метаниями в попытках хоть что-то разгадать. Когда мы садились на корабль в обратный путь, меня не покидало ощущение, что истина где-то рядом, маячит, как лунный свет среди деревьев, и мы не можем ее никак ухватить за этот эфемерный луч.

Завтра Эрик приедет ко мне домой на обед, чтобы рассказать правду о нас. А я снова, когда выдался удачный момент, струсила и не поведала ему о том «петербургском» видении. А точнее, ленинградском. Почему я так боялась этого, мне и самой было неведомо. Но если подумать… А что, если я действительно в начале сороковых жила в Ленинграде, который ныне именуется Санкт-Петербургом? Что-то мне подсказывало, что если это так, то моя смерть и в этот раз оказалась, скорее всего, насильственной. Вот он и ответ, почему я медлю с тем, чтобы сказать об этом Эрику. Я просто его жалела, зная, что ему будет больно об этом узнать. И все-таки не зря поговорка гласит, что все тайное всегда становится явным.

Глава 22

Ленинград-Петербург

Александра. Земля. Ленинград, 1942 год, конец апреля

Тук-тук, тук-тук, тук-тук… Звук метронома, размеренный и неспешный в этот час, разливался рекой по улицам блокадного города. Неторопливый, мерный стук, подобный биению сердца, давал понять горожанам, что сейчас на улицах относительно безопасно.

На сей раз Дева Судеб со своим спутником оказалась в весеннем Ленинграде, залитом ярким апрельским солнцем. Безоблачная погода здесь редкое явление. Вот и сейчас со стороны Финского залива по лазурной синеве города плыли пушистые бело-сизые облака, так похожие на сахарную вату.

Город пережил суровую, страшную зиму, взятый в смертоносное кольцо силами врага. Тогда с каждым днем становилось все сложней и горше, безнадежность и тоска опустились на Ленинград плотным саваном, через который не проникал даже скупой луч зимнего солнца. И без того скудные порции хлеба стали еще меньше, лютые морозы отнимали последние силы у людей и крохи тепла в квартирах. Скованный льдами, израненный Ленинград, когда-то шумный, многоголосый и наполненный жизнью, теперь, казалось, остановился вместе со всеми, равнодушно глядя в бездонные глаза смерти. Она же, однажды придя в город, стала полноправной его хозяйкой, каждый день играя с людьми в жуткую игру на выживание.

По улицам города больше не бегали троллейбусы и трамваи, что еще больше осложнило жизнь горожан, и теперь путь от дома до работы или к проруби в реке мог стать последним, забирая жалкие остатки сил. Демон войны, известный для смертных под именем Адольф Гитлер, ликовал, веря в свой скорый, как ему казалось, триумф. Пусть не так, как он задумал изначально, пусть. «Сровнять город с землей!» – таков был приказ деспота. Людские страдания питали его силой, дарили энергию, и демоническое нутро кровавого палача удовлетворенно урчало, получая желаемое сполна.

Но даже в это темное и невыносимо тяжелое время, когда казалось, что надежда вот-вот истает, как огарок свечи в пятно горячего воска, сердце Ленинграда ни на минуту не замирало. Оно продолжало упрямо биться вопреки всему, сквозь стужу и бессилие блокадных дней, удивляя врага своей стойкостью. Голод отбирал у людей жизненные силы, беспощадно гася их тлеющие искры, но он не мог забрать волю к жизни. Сила воли у ленинградцев оказалась крепче гранита. Город не сдался. Заплатив за это страшную цену, Ленинград не встал на колени и не склонил головы. Люди продолжали жить, даже чувствуя ледяное дыхание смерти в затылок и видя ее каждый день.