Лирелии – цветы заката

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ну, сказал бы я советникам пол Одаренного, и что бы это изменило? Да ничего! – отмахнулся Джеран.

– Честно говоря, я никогда и ни за что раньше не поверила бы, что вы разведчик, – призналась ему Марьяна.

– Ха, – усмехнулся Джеран. – Ну, раз не поверила бы, значит, я действительно хороший разведчик.

– Даже не представляю тебя серьезным, да еще и в сером скучном одеянии простого уборщика, – покачала головой я.

– Ну-у, дорогая моя, – протянул он. – Дело было на войне. А на войне нет места для эгоистичных желаний, зато есть место для долга. Я сделал все от меня зависящее, свой долг перед этим миром выполнил и потому вправе жить сейчас так, как мне комфортно, в свое удовольствие. Ладно, я сваливаю, меня друг ждет в экипаже. Хоть на час мозги выйти проветрить, которые мне адепты засушили. Но если вдруг узнаете что-то новое и любопытное, сразу мне расскажите.

Мы кивнули, и, попрощавшись, Джеран направился к выходу. Тот факт, что мой родственник оказался шпионом, до сих пор вызывал у меня удивление. Очень странно было вообразить себе его в простой одежде, выполняющего опасное задание в логове врага под видом домашнего рабочего. После того, что мы о нем узнали, мы стали как-то по-иному на него смотреть. Мы искренне считали его вечным ребенком со своими тараканами в голове, талантливым и шебутным, и с юмором и пониманием относились к его выпадам, не принимая их всерьез. Но вдруг оказалось, что Джеран не совсем тот, кем все его считали. Мы воспринимали его как эмоционального, яркого и непосредственного магистра, а он все эти годы прятал от нас другую сторону своей личности – скрытную и собранную. Все эти годы Джеран старательно уходил от разговоров о войне и о том, где он тогда находился, говоря, что работал на Земле в тылу.

В сотый раз я вспомнила фразу Свена о том, что нужно смотреть глубже внешней картинки, чтобы увидеть суть, и снова убедилась в ее абсолютной истине.

Белое платье в пол с красной рунической вышивкой по подолу, рукавам и горловине уже висело на плечиках в моем гардеробе и ждало своего часа. Белый храмовый палантин-мантию по традиции привезет и наденет на меня Эрик, когда будет забирать из родительского дома в храм Солнца и Луны. Этим жестом жених показывал, что готов защищать и оберегать будущую жену.

В то заветное утро на улице, подобно серебряным переливам, звенела капель, возвещая тем самым скорое прощание Южной империи с короткой зимой. Стремительно таяли снежные сугробы, безжалостно согретые лучами южного солнца. Несмотря на то что остался еще месяц календарной зимы, весна уже стремилась обнять южные земли Эсфира своим мягким теплом. В приоткрытое окно влетел свежий ветер, нежно коснувшись лепестков лирелий, стоявших в вазе на прикроватном столике. Одетая в платье для обряда, я с волнением смотрела на себя в зеркало, все еще слабо веря в происходящее. Оттуда на меня взирала светлокосая высокая красавица с лихорадочным от волнения блеском в глазах и нежным, едва заметным румянцем на фарфоровом личике.

– Едут, едут! Герда, спускайся в гостиную! Экипаж Эрика уже у ворот! – крикнула бабушка, заглянув в мою комнату, и поспешила на первый этаж.

Пока я спускалась по лестнице, со двора через открытую входную дверь доносился звон колокольчиков – так жениха встречали родные невесты, чтобы звон отпугнул злых духов, и так же нас провожали, когда мы через десять минут покидали мою родную усадьбу в одном экипаже. Сердце мое неистово билось, разгоняя по венам ликование и безбрежную радость. В час заката, когда солнце, плавно погружаясь в море, дарило Эсфиру прощальные лучи, мы ступили под своды храма. Происходящее все еще казалось мне нежным сном, овеянным розово-золотистым ореолом закатного света. Пение хорала сливалось с молитвами главного жреца, сплетаясь с переливчатым и торжественным звоном, доносящимся с колокольни храма. Полумрак уходящего в ночь солнца развеивали сотни разномастных свечей серебряного и золотого цвета.

Я не раз наблюдала обряд помолвки в храме, и всегда мне казалось, что он идет неспешно и своим чередом, но когда теперь я находилась здесь в роли невесты, мне чудилось, что это прекрасный и стремительно пролетевший сон, согретый теплом храмовых свечей, хранящий тонкий и зыбкий аромат роз.

Соленый хлеб и сладкое вино как знак печали и радости, которые мы поклялись делить поровну, хотя Эрик все же постарался откусить большую часть лепешки, чем вызвал во мне волну нежности к нему. Всеобщая молитва о мире, любви и гармонии, вознесенная Богам нами и нашими близкими в священный час заката, пока его багряные отблески подсвечивали темнеющий небосвод. Все это словно убаюкивало мою надколотую когда-то душу и успокаивало ее, собирая меня по осколкам. Эрик практически не сводил с меня влюбленного взгляда, и в его искрящихся нежностью и безмолвной лаской глазах было столько одухотворения и ликования, что я впервые за несколько недель ощутила, как меня отпускает внутреннее напряжение, что застыло во мне, словно сжатая ледяная спираль, не давая вздохнуть в полную силу. В перерывах между молитвами Эрик наклонил голову ко мне и прошептал:

– Ты в этих одеждах напоминаешь мне яблоневый цвет в северных краях Эсфира, на который по весне небо уронило снег. Такая нежная, благоухающая и цветущая под белым покровом. Я не устаю благодарить Священный Союз за этот шанс для нас двоих.

Я посмотрела в его глаза, похожие на серо-голубой лед озера, пронизанный солнечным светом, и от его обволакивающего взгляда к моим щекам прилил румянец. Улыбнувшись ему в ответ, я подняла глаза к стеклянному потолку, через который в храм заглядывало февральское вечернее небо, на котором загорались первые звезды. Последние звуки молитвенных напевов вознеслись ввысь, где им откликался нарастающий серебряный колокольный голос.

– Как насчет портального путешествия в город на Неве, где я провел сотни лет в ожидании нашей встречи? – предложил мне Эрик на выходе из храма Солнца и Луны. – Все равно в империи сейчас тихо, никаких праздников и представлений нет, толком никуда не сходишь, и неизвестно, когда это кончится. Тем более на эти выходные наконец-то нет никаких планов.

– Я только за, – мне хотелось надеяться, что он не услышал и не обратил внимания на то, как быстрее забилось мое сердце при упоминании Северной столицы далекой от нас страны другого мира.

Я так ему и не сказала. Мои подруги знали, но обещали хранить молчание. Теперь мне было любопытно – екнет ли мое сердце эхом далекого узнавания, едва уловимым дежавю сквозь туман десятилетий, как только я увижу Петербург?

Глава 23

Поцелуев мост