Лирелии – цветы заката

22
18
20
22
24
26
28
30

Мимо головы просвистел брошенный в меня кем-то камень, зацепив висок. «Ай!» – вырвалось у меня. Я оступилась, ощутив, как от удара закружилась голова. С трудом удалось не упасть. Теплая струйка из пореза побежала вниз по лицу. Другой камень больно ударил по ноге, и я, не устояв, рухнула на колени.

Моя беззащитность породила новую волну хохота. Им нравилось издеваться надо мной, и это ведь было только началом. Я понимала, что это конец для меня. А дальше – пустота. Как же это оказалось страшно! Ужас сковал мое тело смертельным холодом, мысли смешались, а в душе чернела пустота. Выхода нет. Что делать? Превозмогая боль в ушибленной ноге, я поднялась с колен. Выхватила из кармана наган, бесцельно угрожая всем подряд.

– Не приближаться! Уроды! Я сказала, стоять! Всем стоять на месте, пока мозги никому не прострелила!

Я, конечно, блефовала. Что-что, а метко стрелять я так и не научилась и вряд ли смогла бы сейчас трясущимися руками попасть в цель. Глупо было надеяться уйти от них с одной пулей, и я не надеялась, но покорно сдаваться, да еще и на родной земле, казалось немыслимым и совсем не в моем духе.

Один из солдат дернулся в мою сторону.

– Ни с места! – рявкнула ему по-немецки. – Всем оставаться на мес…

Раздался выстрел, и я не договорила. Левую сторону груди обожгло так, словно туда вогнали раскаленный добела железный прут. Стало так больно, что перехватило дыхание, и силы мгновенно покинули меня.

– Идиоты! Она нужна живой! – раздался рядом женский крик.

Мои глаза смотрели в безоблачное небо цвета яркой лазури. Это стало последним, что я видела. Меня поглотила вечная тьма, приветливо распахнувшая свои бездонные объятия. Боли больше не было. Вот и все, Шура. Вот и все.

Сверхъестественную, потустороннюю тишину этого места нарушал лишь тихий голос, повторявший одно и то же: «Вот и все, Шура… Все кончено… Все…» Нависшее пасмурное небо грозилось то ли дождем, то ли снегом, да и серый пейзаж выглядел неопределенным во времени – тепло, как поздней весной, но при этом голые ветви деревьев и ни одной зеленой травинки на всю округу.

Здесь в Подземном мире, что промеж Богов и Демиургов зовется Перепутье, душа Александры смиренно ожидала ангела смерти, которой надлежало переправить ее на другой берег через реку забвения.

Некоторые новопреставленные в первые минуты не могли смириться, что уже покинули тело, и ангелу смерти приходилось успокаивать мятежную душу. Но с этой все оказалось не так. Она, сидя на берегу, с тоской смотрела куда-то вдаль невидящим взором и обернулась, лишь когда ангел подошла к ней.

– Никого не осталось. Ни семьи. Ни боевых товарищей. Ни меня, – обреченно промолвила душа, посмотрев на своего проводника в мир мертвых.

– Сожалею, но таковы законы Мироздания, и все равны пред ними, – бесстрастно ответила ангел. – В каждом новом воплощении у души есть свое предназначение, для чего она и пришла в этот мир из мира Небесного. Сыграв свою роль, душа уходит, чтобы когда-нибудь вновь возродиться для новой миссии. У каждой души она своя. Ты жила не зря, была достойным человеком и свою миссию выполнила. Ты внесла свой вклад в избавление Ленинграда от вражеской удавки.

– Надеюсь, хотя бы в следующей жизни не придется наблюдать, как умирают все, кто мне дорог, – с горечью вздохнула душа, и в ее глазах заблестели слезы.

– Создатель благоволит тем душам, на которых лежит бремя избавителей от зла, поэтому можешь попросить что-нибудь для следующего воплощения.

– Я не знаю, о чем просить его. И не буду, – утомленно покачала головой душа. – Я обессилена. Я устала оплакивать близких в этой жизни. Внутри меня руины! Словно все выгорело. Остался лишь пепел. И я хочу скорее все забыть.

– Неужели ты не желаешь в последний раз увидеть свой город, Ин-даагерд? – спросила ангел смерти, назвав душу ее истинным именем, и протянула ей руку.

– А что, можно? – удивилась та.

– Тем, кто жил по чести, можно, – прозвучал ответ. – А можешь встретиться с тем, кто волновал твое сердце во снах. Посмотреть на него последний раз в этом воплощении.