Алекс прикрывает глаза, кадык на шее резко дергается.
Больше он ничего не говорит. Одной рукой удерживая мою голову, второй – зажимает рану.
В больнице нас уже ждут. Первого, кого я вижу, когда открывается дверь, это сама Сарматова, владелица клиники.
- Давай ее сюда, - деловито велит она.
Алекс помогает меня вытащить и уложить на носилки. А дальше, не выпуская моей здоровой руки, быстрым шагом идет параллельно с каталкой.
Я держусь за него как за последний оплот надежности и надежды на лучшее. У дверей операционной он склоняется надо мной, обхватив лицо пальцами, целует в губы.
- Ирма, я никуда не уйду, буду сидеть здесь и ждать тебя.
- Я знаю, - всхлипываю тихо, - я тебя люблю…
- Люблю всем сердцем, - шепчет в губы, - и помни, ты мне ребенка обещала.
Ребенка… Боже…
Зажмурившись, чувствую, как из глаз бегут слезы.
- Давай – давай, Алекс… - прерывает нас голос Сарматовой, - кыш отсюда!
Он прижимается к моим губам еще раз и отпускает руку.
А затем все происходит очень быстро. Со словами «поспи чуть-чуть», анестезиолог вводит в вену наркоз, и я сразу отключаюсь.
Это происходит со мной впервые. До этого, несмотря на мою болезненность и слабый иммунитет, я под наркозом не была ни разу. Он похож на сон, только более крепкий, яркий и насыщенный сновидениями.
Я вижу маму и папу. Они никогда не снились мне раньше, а сейчас выглядят такими реальными, что я решаю, что умерла и встретилась с ними на том Свете. При этом ни страха, ни сожалений не чувствую. На душе светло.
- Тебе рано, еще, доченька, - тепло улыбается мама.
- У тебя жизнь только начинается, - добавляет папа.
Ответить у меня не получается, я словно наблюдаю за ними со стороны. Хочу к ним приблизиться, но ударяюсь в прозрачную стену, безмолвно плачу и наблюдаю, как, взявшись за руки они от меня уходят.
Мама на прощание оборачивается, и я читаю по губам.