Издав полузадушенное восклицание, Джон Холли обмяк и откинулся назад.
— То есть… ты знаешь? — спросил он с вызовом.
— Знаю — что?
— Ценность инструмента в твоих руках.
Ответа не последовало. В глазах мальчика был вопрос.
— Я имею в виду, сколько он стоит.
— Как же, нет… да… то есть для меня он дороже всего на свете, — ответил сбитый с толку Давид.
Джон Холли отбросил эту версию нетерпеливым жестом.
— Ну а другая? Где же она?
— У Джо Гласпелла. Я ему дал, потому что у него не было скрипки, а ему так нравится играть.
— Ты дал ему… Страдивари!
— Одолжил, — тревожно поправил его Давид. — Она отцовская, так что я никак не мог отдать ее. Но Джо… Джо надо было на чем-то играть.
— На чем-то играть! Отец, он же не о Гласпеллах с Ривер-стрит? — крикнул Джон Холли.
— Думаю, о них. Джо — внук старого Пелега Гласпелла.
Джон Холли поднял руки.
— Страдивари — внуку старого Пелега. О боги! — пробормотал он. — Ну, я буду… — предложения он не закончил.
По знаку Симеона Холли Давид начал играть.
Со стула у плиты отец наблюдал за сыном — и улыбался. Он видел, как на лице Джона отражается борьба потрясения, неверия и восторга. Но прежде чем игра закончилась, Перри Ларсон по какому-то делу вызвал хозяина на кухню. Именно туда чуть позже ворвался Джон Холли с горящими глазами и щеками.
— Отец, где, во имя неба, ты откопал этого мальчика? — потребовал он ответа. — Кто научил его так играть? Я пытался выяснить у него самого, но, думаю, и Шерлок Холмс ни слова не разобрал бы в его тарабарщине насчет домов в горах и Оркестра Жизни! Что это значит, отец?
Тогда Симеон Холли послушно рассказал историю — более полно, чем в прошлый раз. А еще он принес письмо с загадочной подписью.