Приближалась полночь, и я не могла больше выносить терзания. Наверняка Бенедикт уже спал, но стоило хотя бы попытаться поговорить с ним. Я выбралась из постели и босиком прошла к комнате Бенедикта, ощущая на себе взгляды стражников. Тихо постучалась в дверь, боясь разбудить его, но, к удивлению, услышала ясное «войдите».
Я робко вошла. В гостиной никого не оказалось, но Бенедикт вдруг появился в дверях кабинета. Одежда на нем была все та же, волосы взъерошены, рубашка измята. У меня перехватило дыхание.
Заметив меня, он застыл на месте. Некоторое время мы молча смотрели друг на друга.
– Так поздно работаешь? – спросила я. Почему в моем голосе послышался упрек? Я не могла понять, как он мог сконцентрироваться на бумагах, пока у меня в голове царил хаос.
– Не мог уснуть.
Стиснув руки в кулаки, я опустила их по бокам, чтобы не демонстрировать боль, но это не помогло. Она окрашивала интонацию моего голоса подобно витражам, меняющим цвет солнечных лучей.
– И за эти два часа у тебя в голове даже не мелькнула мысль навестить меня? Ты бросил меня там одну!
– Мне требовалось время, – спокойно объяснил он. – Проветрить голову.
– И как твоя голова?
Он выдержал мой взгляд.
– Изменяет мне, когда ты рядом.
Я вдохнула.
– Я давила на тебя? – Я задала этот вопрос лишь затем, чтобы Бенедикт возразил. Но слова оставили горькое послевкусие: все не так однозначно, как полагал Бенедикт.
Он поморщился.
– Совсем нет. Это я виноват.
Я тяжело сглотнула. Мое тело пылало. Вспомнив нашу близость, я снова вспыхнула.
– В таком случае я не вижу проблем, – выпалила я.
Бенедикт печально вздохнул.
– Я утратил способность мыслить ясно – вот в чем проблема. И мне надо подумать об этом. Вчера я уже пытался объясниться.
– Ты слишком все усложняешь, – сказала я.