— Я тоже боюсь, — Марк мягко прикоснулся к моему затылку, нежно поглаживая волосы. — Я всегда думал только о себе, никогда ни о ком не заботился — забыл, что такое любовь. Влачил жалкое существование. Но встретив вас, я понял, что не желаю больше просто существовать… — слегка отодвинувшись, он поднял мой подбородок, заставив посмотреть в глаза. — Даже если бы Мила не была моей дочерью, это бы не изменило моих чувств — ты нравишься мне Лида. Настолько нравишься, что я не могу с собой ничего поделать…
Его признание стало громом среди ясного неба. Мне всегда казалось, что Марку претит даже мысль о нашей близости — настолько яро он проявлял свою неприязнь. Но, оказалось, что из его ненависти родилось нечто тёплое, совершенно не поддающееся объяснению чувство.
— Доверься мне, — прошептал Марк. — Позволь доказать, что я способен любить… — он уткнулся лбом в мой лоб. — Я стану для Милы лучшим отцом. Обещаю…
Мы, не отрываясь, смотрели друг на друга. В этот момент время остановилось.
Я сходила с ума, ощущая терпкий запах парфюма, чувствуя горячее дыхание на коже и слыша истошное биение мужского сердца. Мне хотелось быть ближе к Марку, хотелось блаженствовать от его ласки, хотелось, забывшись, сгорать в сладостных объятиях.
И, кажется, Гранину хотелось того же…
Медленно наклонившись, он позволил себе прикоснуться к моим губам. Робко, несмело, словно неумелый мальчишка, Марк нежно целовал меня, позволяя моей душе воспарить над землёй.
Обхватив горячими ладонями подбородок, Гранин вызвал во мне давно забытые чувства. Привыкнув к одиночеству, я думала, что не нуждаюсь в мужской теплоте, считала, что должна посвятить жизнь дочери.
Но, оказалось, я тоже желаю любви.
— Ты нравишься мне, — оторвавшись от Марка, прошептала я. — Нравишься так, что я схожу с ума…
Я хотела услышать его голос, хотела знать, что теперь мы больше, чем просто коллеги. Но Марк не успел ничего ответить — входная дверь нашей квартиры открылась, и в проёме появилась голова мамы.
— Что это вы тут делаете?! — прошипела она, с прищуром посмотрев на нас. — Как не стыдно…
Быстро вышмыгнув из объятий Гранина, я виновато улыбнулась, сказав:
— Ничего такого, о чём ты могла подумать, — затолкав маму в коридор, я схватилась за дверную ручку и протараторила: — Встретимся завтра. Пока.
/Марк/
Лида быстро закрыла дверь, оставив меня в недоумении стоять в подъезде. Молча смотря на бетонную стену, я не мог сдержать улыбку.
— Словно сопливый школьник, — усмехнулся, взъерошив волосы. — Совсем обезумел, Гранин…
Всю дорогу до дома я не мог прийти в себя. Сердце так бешено билось, что, казалось, может в любую секунду остановиться.
Я вспомнил… Вспомнил то чувство, когда бабочки парили в груди. Меня переполняла тревога. Но это смятение было настолько приятным, что я не мог контролировать себя и неожиданно приехал к родителям.
Тепло, переполнявшее меня, желало вырваться наружу. Поэтому я решил вывалить всю любовь на самого родного человека.