Водородная Соната

22
18
20
22
24
26
28
30

— Технически — интуитивная прозорливость, удовольствия ради: как и вы, я обнаружил в себе богатые пласты самопотворства, будучи вдалеке от вашего текущего местоположения.

Есть нечто, что привлекло мое внимание, нечто — способное вас заинтересовать.

— И что же это?

— Вопрос потенциальной тернистости. Это касается кое-чего сокрытого от глаз. Безбрежность за пределами безбрежности.

— О…. Возможно, мне всё-таки придется перезаписать эти части себя. Говорю вам, я не хочу больше иметь ничего общего с обещанием, процессом или результатом Разгрузки, Подстрекательства, Сублимации, Свертывания или любым другим синонимом, относящимся к деятельности или состоянию, когда отрываются от собственного фундамента.

Сублимация. Почти осязаемая, вполне правдоподобная, математически верифицируемая нирвана всего в нескольких поворотах под прямым углом от постылой старой реальности: огромное, бесконечное, лучше, чем виртуальное сверхсуществование без выключателя, к которому виды и цивилизации тащили свои жалкие, уставшие от тлена задницы, с тех пор, как — согласно историческим данным — галактика была в метафорической колыбели.

Сублимация была тем местом, куда отправлялись, когда чувствовали, что больше не могут внести свой вклад в жизнь великой галактической метацивилизации, и — иногда это более важно, в зависимости от вида — когда, в свою очередь, чувствовали, что ей больше нечего вам предложить. Большинству цивилизаций потребовалась уйма времени, чтобы прийти к этой идее, но спешить было некуда: Сублимация всегда будет там, где она есть. Главное, чтобы слепой случай, собственная глупость или чья-то злоба не привели за это время к вашему полному уничтожению в Реальном.

Вопрос о том, как и что было Там, вызывал споры: очень, очень немногие вернулись, и никто не вернулся не претерпев глубоких изменений. Эти несколько репатриантов, по-видимому, также не в состоянии были описать мир, который они покинули, пусть и совсем недавно, хоть сколько-нибудь подробно.

Это замечательно — таков был общий тон смутных, мечтательных отчетов, тех, кто все-таки вернулся. И почти вне всякого сравнения, буквально неописуемо. Абсолютные, самые великолепные чудеса, опыты и достижения Реального и всего того, что присутствует в нем, выглядели ничтожными по сравнению с самыми тривиальными поверхностными проявлениями Возвышенного. Парящие, великолепные, эфирные соборы разума и веры казались неопрятными ветхими лачугами в сравнении с монументами — если их уместно было так назвать — Возвышенного. Это практически все, что кто-либо способен был поведать, но, по крайней мере, отчеты оставались неизменны в одном отношении — никто никогда не возвращался со словами: черт, как ужасно, не вздумайте следовать туда.

Следует заметить также, что Сублимация не была единственным выбором для вида, приближающегося к концу активной фазы своего существования. Отдельные виды и цивилизации вступали в старость, становясь почти столь же оторванными от повседневной жизни галактики и ее обширного бурлящего кипения народов и обществ, как сублимированные, оставаясь при этом в реальности. Однако само пребывание в реальной вселенной — несмотря на силы и способности, которые обычно ассоциировали с так называемыми Старейшинами и которые древние расы редко проявляли желание преуменьшать, — по-прежнему оставляло таких укоренённых, по крайней мере, теоретически уязвимыми для любого захватнического вновь образованного конгломерата силы и агрессии, каковой галактике и самой эволюции удавалось порой им подбросить. Не говоря уже о том, что выбор Старейшин просто выглядел как своего рода нервный срыв, учитывая возможности, открывавшиеся сублимированным: пространство бесконечного процветания без угроз или опасностей.

Насколько было известно, ничто не зачиналось непосредственно в самой Сублимации — корни всегда уходили в реальность. И — опять же, насколько кто-либо мог судить — ничто из того, что когда-либо входило в Сублимацию из Реального в каком-либо жизнеспособном состоянии, не исчезало из неё полностью. Войти в Сублимацию означало стать почти бессмертным, и, хотя еще ходили разговоры о различиях и даже некоторых формах раздора внутри Возвышенного, казалось, не было ни уничтожения, ни полной или частичной аннигиляции, ни геноцида, ни истребления видов, ни прочих их эквивалентов.

К глубокому и неизменному разочарованию тех в реальности, кто хотел бы знать больше о прошлом Сублимации, народы, которые пребывали в ней дольше всего — скажем, начиная с первых двух миллиардов лет существования галактики — никогда не возвращались в реальность и рассказать что-нибудь о том, какой была их жизнь там и что на самом деле происходило в забвенные времена было некому. Те же, кто впоследствии вошел в Великое Свёрнутое, едва ли отличались большой откровенностью, и немногие относительно ясные ответы, данные ими на конкретные вопросы, часто так или иначе оказывались противоречивыми, так что в качестве предмета исследований Сублимация оставалась почти полностью бесполезной.

Тем не менее, целые цивилизации все это время совершали путешествие в один конец, и имелось убедительное доказательство того, что даже первые, совершившие переход, все еще находились там в каком-то значимом смысле, как бы сильно они ни изменились, и — по сравнению с относительным хаосом, неопределенностью и экзистенциальной краткосрочностью реальности — данный факт представлялся довольно оптимистичным, по мнению большинства людей.

Итак, он получил заманчивое предложение и нечто, созревшее для изучения. При желании. Разум в Какониме, взявший название своего корабля, когда-то испытывал тяготение к таким вещам. Но не ныне. Вся эта затея выглядела в его глазах крайне разочаровывающей, и его друг, Падение Давления, знал о том.