Водородная Соната

22
18
20
22
24
26
28
30

Копии, отправляемые в Сублимацию, всегда уходили, но при этом они всегда возвращались за своими оригиналами или оригиналы возвращались за копиями, вынужденные следовать за своими версиями-предшественниками в Возвышенном. Связывание, казалось, происходило почти независимо от того, насколько герметично изолировалась версия, оставленная в реальности. И хотя имелась гипотетическая возможность изолировать Разум или другой высокоуровневый ИИ настолько тщательно, что никакая сила или процесс, о которых когда-либо слышали в реальности, не могли добраться до него или связаться с ним, никакие известные средства изоляции не могли помешать чему-то из Сублимации установить контакт с копией самого себя, все еще пребывающей в реальности, и каким-то образом убедить ее уйти или просто незаметно украсть ее. Единственной толикой утешения в этом случае было то, что соответствующий субстрат в реальности физически остался бы на месте, а не сопровождал бы недавно ушедшего — какой бы процесс из Сублимации ни устанавливал связь, он бы проявлял признаки неизбежности, но не ненасытности.

Тем не менее, такие опыты имели тревожные последствия для Разумов, не привыкших быть во власти чего бы то ни было, хотя они, казалось, неплохо справлялись с тем, чтобы не думать о последствиях.

Даже те сущности, которые должным образом возвращались — обычно спустя десятилетия или столетия после Сублимации — редко оставались надолго в реальности, снова исчезая в Сублимации в течение нескольких десятков или сотен дней. Зоолог был одним из небольшого числа репатриантов, которые выглядели так, будто задержались здесь на неопределенный срок.

Каконим, однако, в своё время продумал все эти моменты основательно и решил, что он готов рискнуть поместить внутрь своих полевых структур что-то, что может иметь не только собственные идеи, но и собственные внешние связи. И потому факт наличия неподконтрольных процессов глубоко внутри него, по сути, в его сознании, связанных так или иначе с неизменно таинственным Возвышенным, не беспокоил его так, как мог бы.

Аватоид Зоолога выглядел обиженным.

— Раньше ты ничего подобного не говорил.

— Раньше это было не важно.

— Не важно? Неподконтрольные события в собственном субстрате? Вот как?

— Я дал тебе пристанище добровольно, без условий. Кроме того, я доверяю тебе. Кроме того, хотя я, несомненно, испытывал определённое волнение, я чувствовал себя, в известной мере, привилегированным имея то, что считал замещающим и, возможно, уникальным, контактом с миром, остающимся для нас непостижимым, несмотря на все наши техно-чудеса. — Аватоид Каконима пожал плечами. — И, честно говоря, я ждал что, если возникнет ситуация, близкая к критической, ты, испытывая благодарность, поведаешь мне то, что при обычных обстоятельствах никогда не сказал бы.

— Откровенность с твоей стороны.

— Надеюсь, обезоруживающая.

Аватоид Зоолога крепче прижал руки к телу, как будто задумавшись на мгновение.

— У меня остались кое-какие контакты, хотя все в очень… зыбком состоянии. Трудно объяснить. Трудно — невозможно — сделать это здесь и сейчас.

— Попытайся.

Зоолог вздохнул, поднес руки с длинными пальцами к лицу, как бы производя похлопывание:

— Ты все еще не понимаешь, да?

— Чего именно? Насколько все это непостижимо по своей сути?

— Видишь это насекомое? — Зоолог кивнул, указывая на место, где сидел Каконим. Каконим обратил внимание на деревянный верстак, край которого находился в нескольких сантиметрах от одного из его аватоидных локтей. Крохотное шестилапое насекомое, достаточно маленькое, чтобы поместиться на ноготке младенца, пробиралось хаотично, зигзагами вдоль самого края стола, размахивая усиками. Каконим увеличил изображение существа, оценивая его полностью, вплоть до кода, из которого оно было создано.

— Да, — вздохнул он, возвращаясь к виртуальному макросу. — Попробую угадать: понимает ли оно, что такое оборудование на скамье? Или даже что такое сама скамья?

— Я в большей мере предполагал, как бы ты, например, объяснил ему симфонию.