Несущественная деталь

Йайм посмотрела на Двелнер — глаза у той были закрыты, и она, вероятно, покачивала головой. Йайм снова перевела взгляд на Нопри.

— Что вам дает основания говорить «нет»?

— В техническом смысле лицо, которое вы ожидали увидеть (тот «я», которого вы ожидали увидеть), мертво.

На столе стоял древний телевизионный приемник в деревянном корпусе, у него был выпуклый стеклянный экран, и он показывал черно-белую картинку. На экране появились с полдюжины темных форм, похожих на длинные оконечники копий, летящих с черных небес, освещаемых вспышками молний. Он протянул руку и выключил его.

Доктор постучала ручкой по своему блокноту. Она была бледная, с коротко стриженными каштановыми волосами, в очках, а по возрасту — в два раза моложе его. На ней был невзрачный серый костюм и белый халат — обычный, докторский. На нем — обычная полевая армейская форма.

— Вам следует досмотреть это до конца, — сказала она.

Он посмотрел на нее, вздохнул, протянул руку и снова включил телевизор. Темные формы, похожие на оконечники пик, перестроились в полете, выписывая кривые то ли в воздухе, то ли в пустоте. Камера с особым упорством отслеживала один из оконечников, она вела его, когда все остальные уже исчезли. Он пролетел мимо того места, где была установлена камера, изображение накренилось, следуя за ним. Экран заполнился светом.

Изображение было плохое, слишком маленькое, слишком зернистое и нечеткое, чтобы понять происходящее, даже если бы картинка была цветной. В чуть позелененном черно-белом изображении вообще ничего нельзя было разобрать. Теперь оконечник был практически не виден, о его присутствии говорила лишь быстро сжимающаяся тень, частично затмевающая огни, озера и реки света внизу.

Потом от огней внизу, казалось, отделилась светящаяся точка и устремилась навстречу оконечнику, который теперь летел кубарем, мигал и крутился еще отчаяннее, пока поднимающаяся точка света не пролетела мимо него и камеры. Еще с дюжину световых точек поднялись с залитого светом поля, за ними последовал еще один, более мощный залп, потом еще один. Видимые на искажающем краю экрана новые искорки веером поднялись навстречу другим оконечникам. Тот оконечник, за которым следила камера, увернулся от трех летящих вверх огоньков, но один из трех мигнул, едва пролетев мимо, и мгновение спустя появились четкие очертания оконечника на фоне вспышки, на три четверти с одной стороны его охватило пламя, которое вскоре объяло его целиком, и в этом сиянии пропало все то, что было видно внизу прежде.

Экран затопило светом. Даже на таком старом, грязноватом экране от этой вспышки стало больно глазам.

Потом экран потемнел.

— Удовлетворены? — спросил Ватюэйль.

Молодая доктор ничего не ответила, записала что-то у себя в блокноте.

Они сидели в безликом кабинете, наполненном безликой мебелью. Они сидели на двух дешевых стульях перед столом. Старинного вида телевизор стоял на поверхности стола между ними, по столу и полу петлял провод питания. Окно с приоткрытыми вертикальными жалюзи выходило в отделанный белой плиткой световой колодец. У белых плиток был грязноватый вид, и световой колодец пропускал мало света. Гудящая тусклая флуоресцентная лампа была установлена в углу потолка и источала яркое сияние, которое придавало бледному лицу молодого доктора нездоровый оттенок. Возможно, и его лицу тоже, хотя у него кожа была более смуглая.

Ощущение незначительного покачивания, чувство, будто вся комната немного ходит из стороны в сторону, противоречило четкой уверенности, что они находятся в обычном здании на земле. В различных колебаниях наблюдалась определенная регулярность, периодичность, и Ватюэйль попытался высчитать продолжительность интервалов. Похоже, таких интервалов было два: долгий, длившийся около пятнадцати или шестнадцати сердцебиений, и короткий, приблизительно в треть первого. Он использовал сердцебиения, потому что у него не было часов, или телефона, или терминала, да и настенных часов в комнате нигде не было видно. На руке у доктора были часы, но слишком маленькие — он на них ничего не видел.

Вероятно, они находились на корабле или барже. Может быть, в каком-то плавучем городе. Он понятия не имел: он только что пробудился здесь, оказался на дешевом стуле в этой простой комнате, где ему показывают низкого качества видео на древнем телевизоре. Он уже успел обследовать помещение — дверь была заперта, световой колодец уходил вниз на четыре этажа и заканчивался маленьким закрытым двориком, заваленным листьями. Молодая доктор села на стуле, попросила сесть и его, стала делать записи в блокноте, пока он осматривал все вокруг. Ящики в единственном здесь письменном столе — деревянном, видавшем виды — были тоже заперты, как и единственный помятый стальной шкаф. Ни телефона, ни экранов связи, ни терминалов или признаков того, что что-то разумное и полезное здесь присутствует или подслушивает, не наблюдалось. Совсем с ума сойти — тут даже был выключатель для лампы.

Он посмотрел через плечо доктора на записи, которые она делала, но она писала на неизвестном ему языке. Интересно, спрашивал он себя, сколько у него будет времени, прежде чем его остановят, если он начнет угрожать доктору или попытается сломать хлипкую на вид дверь.

Он поднял голову на явно подвесной потолок. Может быть, ему удастся выползти отсюда.

— Скажите мне, что вы хотите знать, — сказал он.

Доктор сделала еще одну запись, закинула ногу на ногу, сказала: