Несущественная деталь

— Хитростей? — несколько мгновений он недоуменно смотрел на нее. — А-а, так вы имеете в виду, нет ли у этой медали обратной стороны?

— Возможно, я, оглядываясь назад из будущего, пожалею, что не знала чего-то в этот момент. Мне бы хотелось, чтобы этого не было.

Она беспокоилась, как бы не обидеть его, не обидеть корабль своей осторожностью, подозрительностью. Но Демейзен только сложил губы трубочкой и задумался.

— Ничего такого мне не приходит в голову. — Он пожал плечами. — В любом случае, если хотите, то это ваше. — Татуировка уже начала двигаться по его телу, переходя из серебристых кругов в извилистые серые линии, соскальзывая тем же путем, каким распространялась по телу — вверх по одной руке, вниз с головы, лица и шеи, прочь с груди и назад на другую руку. В конечном счете она снова свернулась в серо-синий клубок и улеглась на его ладони.

Она все еще держала его руку.

— Хорошо, — сказала она. — Я ее возьму.

— Держите так свою руку.

Татуировка двинулась по его ладони, покатилась по двум его пальцам на ее, потом на ладонь, запястье, предплечье. Она лишь чувствовала, как щекочет ее смуглую кожу, слегка колышутся короткие волоски на ее предплечье. Она почему-то думала, что татуировка будет холодной, но у нитей была температура кожи.

— Хотите какой-то определенный рисунок? — спросил Демейзен.

— Тот первый, что был у вас, — сказала она, глядя, как нити распространяются на ее пальцы — она сжала их. Никакого сопротивления, никакого чувства напряжения даже там, где нити, казалось, были впечатаны в костяшки ее пальцев. На ее предплечье появился тот рисунок, который возник у него первым — со спиралями и вихрями. Она подняла рукав, чтобы разглядеть получше. — Я смогу изменить его позднее? — спросила она, кинув на него взгляд.

— Да, — ответил он, слегка пожимая ей руку. — Теперь можете меня отпустить.

Она улыбнулась и выпустила его пальцы.

Татуировка ровно расползлась по верхней части ее груди, она почувствовала, как нити слега щекочут ее спину, быстро распространяясь между лопаток, направляются к другой руке. Нити опутали ее грудь, торс, распространились на шею, лицо и голову. Она чувствовала, как они ползут по ее животу, перетекают на ягодицы, потом она сделала шаг к Демейзену.

— Могу я?.. — начала было она, и тут же в его руке появилось зеркало, в котором она увидела свое лицо. Она подняла вторую свою руку — нити с запястья ползли на ее пальцы, легко проскользнули под серебристым колечком терминала. Она снова посмотрела на свое отражение.

— Зеркало, — сказал Демейзен. Он повернул зеркало другой стороной. — Или инвертор. Иным словом, экран.

Она хохотнула и покачала головой, глядя, как темные нити расползаются по ее лицу, словно мельчайшие, тончайшие прожилки на листке. Она коснулась пальцами лица — на ощупь никаких изменений. Ее пальцы оставались такими же чувствительными, как прежде, а щека — такой же гладкой.

— Пусть они станут серебристыми, — прошептала она.

— Как вам угодно, мадам, — ответил он.

Нити засеребрились. Она посмотрела на свое лицо. Нет, когда у нее была черная кожа, серебро смотрелось лучше.

— Черные, пожалуйста.