Несущественная деталь

22
18
20
22
24
26
28
30

«Нет, Чей, — сказал он ей. — В данный момент мы в кодировке, мы призраки в этом субстрате, мы одновременно реальны и нереальны. Никогда не забывай этого. Сейчас мы существуем здесь, но у нас была и есть другая жизнь, другие тела, в которые мы вернемся в Реале».

«В Реале, Ирин? Мы реальные дураки, дураки, что пришли сюда, если то, что ты говоришь, правда и мы пришли откуда-то из другого места; дураки, что думали, будто сможем сделать здесь что-то полезное, и уж определенно дураки, что думали, будто сможем вырваться из этого жуткого, грязного, отвратительного места. Теперь это наша жизнь, даже если прежде и была другая. Прими ее, и она, может быть, станет не столь ужасна. Это и есть Реал, это то, что ты видишь, чувствуешь, обоняешь вокруг себя. — Чей вытянула правый хобот, и его кончик почти коснулся частично разложившегося лица молодой женщины, нанизанной головой вниз на одну из крестовин рогатки, ее пустые глазницы безучастно смотрели на пару, прячущуюся внизу. — Пусть он и ужасен. Так невыносимо ужасен. Такое ужасное место. — Она посмотрела на своего дружка. — Но зачем еще ухудшать его обманом надежды?»

Ирин потянулся сохранившимся хоботом и как мог обвился им вокруг двух ее.

«Чейлиз Дочьхайфорна, ложь — вот твое отчаяние. Ворота крови в конце этой долины открываются через час, чтобы выпустить тех, кому позволено было бегло в течение половины дня оглядеть Ад в надежде, что после этого они в Реале будут вести себя достойнее. Мы можем уйти отсюда вместе с ними. И мы уйдем, мы вернемся! Мы покинем это место, мы вернемся к себе домой и расскажем о том, что видели здесь; мы расскажем правду — она станет известна, мы будем свободны в Реале и попытаемся причинить как можно больший ущерб этому надругательству над добротой и совестью. Эта громадная мерзость вокруг нас была сотворена, моя любовь, а значит, ее можно и растворить. Мы можем способствовать этому, мы можем начать это растворение. Мы сможем, мы сделаем это. Но я не сделаю это один. Я не могу уйти и не уйду без тебя. Мы или уйдем вместе, или останемся. Последнее усилие, прошу тебя, моя любовь. Будь рядом, иди со мной, беги со мной, помоги мне спасти тебя и себя». Он изо всех сил прижал ее к груди.

«Вон идут остеофагеры», — сказала она, бросив взгляд через плечо.

Он отпустил ее и повернулся, выглянул из-под нависших разлагающихся тел через верхний вход в их импровизированное убежище. Она была права. Группа из полудюжины остеофагеров спускалась по голому склону, снимая тела с рогаток и других остроконечных, колючих заграждений, стоявших на склоне. Остеофагеры были одной из разновидностей демонов, падальщиками, которые питались плотью и костями тех, кто многократно погибал в никогда не кончающихся войнах Ада или в ходе обыденного бесконечного калечения и боли. Души тех, кого они пожирали, уже поселились в новых, преимущественно цельных, хотя и никогда полностью здоровых, телах для лучшего восприятия предстоящих им мучений.

Как и большинство демонов Павулеанского Ада, остеофагеры были похожи на хищников из эволюционного прошлого Павулеана. Остеофагеры, двигающиеся вниз по склону к тому месту, где прятались два маленьких павулеанца, напоминали лоснящиеся, мощные разновидности животных, которые когда-то, за миллионы лет до этого, охотились на предков Чей и Прина, — четвероногие, в два раза крупнее павулеанца, с большими выпуклыми глазами, и (опять же как и у большинства демонов) по бокам их массивных, мощных челюстей отвратительным образом висело по одному довольно мускулистому павулеанскому хоботу.

Их глянцевитая кожа с яркими красными и желтыми полосами казалась словно отлакированной, отполированной. Этой расцветки изначально у животных не было, она, как и хоботы, появилась только в Аду и создавала нелепое впечатление, будто их раскрасили дети. Они, тяжело ступая, переходили от одной рогатки на склоне к другой, снимая нанизанные на колья тела своими хоботами или разрывая их страшными зубами длиной почти в полхобота. Они засасывали в себя то, что явно считалось наиболее лакомыми кусками, переламывали попадавшиеся небольшие кости, но большинство снятых ими тел они бросали на корявые телеги, сделанные из костей, в которые были впряжены ослепленные павулеанцы, бредущие за ними по склону.

«Они найдут нас, — глухо сказала Чей. — Они найдут нас и снова убьют. Или отъедят какие-то части и оставят мучаться здесь, или насадят на эти ужасные рогатины, а потом придут за нами позднее, или сломают нам ноги и бросят нас в свои телеги и отвезут к старшим демонам для более изощренного и жуткого наказания».

Прин вглядывался в надвигающуюся неровную шеренгу демонов, искалеченных павулеанцев и гигантские телеги. На несколько мгновений мысли у него помутились, и он был не в состоянии оценить их внезапно изменившееся положение, а потому не стал прерывать Чей, позволяя ее словам размывать надежду, которой он пытался укрепить ее, позволяя, напротив, ослабить его отчаянием, с которым он постоянно боролся и которое — в чем он ни за что не мог признаться ей — постоянно грозило захлестнуть его.

Группа остеофагеров и их мрачная свита приблизилась настолько, что теперь Ирин и Чей слышали хруст костей в массивных челюстях и стоны впряженных в телеги павулеанцев. Он повернулся и посмотрел в противоположном направлении, в сторону мельницы с ее темным прудом и густым, ровным потоком крови, который теперь приводил в движение гигантское скрипучее колесо.

Мельница работала! Она включилась!

Ворота, которые управлялись мельницей, вот-вот должны распахнуться, и перед ними откроется путь из Ада.

«Чей, смотри!» — сказал Прин, отворачивая ее хоботом в сторону от наступающих остеофагеров в направлении мельницы.

«Вижу, вижу. Еще одна летающая машина убийства».

Он не понял, о чем она говорит, потом увидел двигающуюся форму, темно-серую на фоне еще более серого неба из низких, беспокойно летящих облаков.

«Я говорю о мельнице — она работает! Но и верхолет тоже, он, видимо, несет тех, кого предполагается отпустить! Мы спасены! Неужели ты не понимаешь? Неужели не понимаешь? — Он снова повернул ее к себе, нежно действуя хоботом. — Это наш шанс, Чей. Мы можем, мы выберемся отсюда. — Он легонько прикоснулся к ожерельям из колючей проволоки у них на шеях, сначала к ее, потом к своему. — У нас есть средства для этого, Чей. Наши амулеты, наш залог надежды, наш спасительный код. Мы взяли их с собой — ты ведь помнишь? Их на нас надели не демоны. У нас есть шанс. Мы должны быть готовы».

«Нет, ты по-прежнему ходишь в дураках. У нас ничего нет. Они нас найдут и отдадут старшим в этой машине».

У верхолета был вид гигантского жука, который свирепо жужжал, направляясь к мельнице, мелькали его прозрачные крылья, ноги вытянулись, когда он приблизился к ровному клочку земли у здания.

«Ха! Чей, ты ошибаешься, моя любовь. Наша судьба — выбраться отсюда. И ты пойдешь со мной. Возьмись за свое жуткое ожерелье. Вот эта колючка. Вот, которая здесь. Ну, ты чувствуешь ее?»