– Это ты напился, – с достоинством отвечала я. – А я опрокинула пару рюмок.
– Водки? – Иронично приподнялась и вторая бровь.
– Спирта, – буркнула я и поинтересовалась: – А ты что здесь делаешь?
– У меня перерыв, – коротко ответил он.
– Перерыв-перерывчик? – Теперь настал мой черед играть бровями, между прочим, аккуратно выщипанным – приводя их в форму, я невольно плакала, проклиная всех тех, у кого брови нормальные. – Как говорится, между первой и второй перерывчик небольшой? Я имею в виду, первой и второй бутылкой бухла, – уточнила я занудно, ибо не питала пустых иллюзий, что Матвеев пьет только воду и газировку.
– У тебя лексикон, как у алкоголика со стажем, – поморщился он.
Я философски пожала плечами.
– Какой есть. Серьезно, сколько ты выпил? И чего?
– А ты? – вопросом на вопрос ответил Даня.
– Три бокала нектара, – хихикнула я, зябко поджимая ноги – пол на балконе был холодным. Даня это заметил, вдруг подхватил меня и посадил на край перил. Сердце зазвенело, как хрустальный бокал, по которому ударили ножом. Звонко, тонко, настороженно.
Господи, какой он красивый, какой родной. И голова кружится – то ли от алкоголя, то ли от нашей близости, то ли от высоты, которая никогда не внушала мне доверия.
– Не то чтобы я трусиха, но я боюсь высоты. Кажется, я сейчас упаду, – задумчиво поведала я.
– Не бойся, я буду тебя держать, – утешил Даня и положил мне руку на спину, чуть выше талии, будто и правда собрался меня ловить.
И снова мурашки. И сердцебиение. Что ты со мной делаешь?..
– Точно? Я не хочу умирать молодой.
– Тут лететь-то два этажа, – отмахнулся он. Мол, зря переживаешь.
– Ну да, в твоем послужном списке такого нет, – согласно закивала я.
– Какого – такого, Даш? – не понял Матвеев.
– Ты никогда не сбрасывал меня ниоткуда, – задумчиво ответила я, перебирая в голове многочисленные детские происшествия, когда Данька был прежним собой и доставал меня с особым удовольствием и упорством.
– Сбрасывал, – тотчас возразил он. – С забора.