Сквозь топь и туман

22
18
20
22
24
26
28
30

– Шустрый какой! Себя видел? В могилу краше кладут. Нет уж, с таким я никуда не поеду, лучше прятаться в чужой бане. Отлежишься ещё денёк, а там посмотрим.

Илар в душе был с ней согласен: всё-таки и нога, и рука чувствовали себя неважно, а в пути и в сырости точно быстро снова разболятся. Он размотал повязку, которая успела прилипнуть к коже. Края раны были воспалены, но в целом всё выглядело не так уж плохо. Купава подала чарку с отваром и пучок мягкого сена. Илар промыл рану, вновь обвязал бедро чистым отрезом ткани и взялся за вторую рану, на руке. Тут всё было иначе.

Рана походила на ожог – вокруг расплывались тёмные пятна, вроде кровоподтёков. Кожа горела, и прикасаться было больно даже к плечу.

– Выглядит неважно, – скривилась Купава. – Позвать знахаря?

– Староста тебя за это не похвалит. Не нужно никаких знахарей. Сразу поймёт, что тут замешаны чародеи. Плесни-ка.

Он стиснул зубы, чтобы не зашипеть, когда отвар вылился на разгорячённую кожу. Ничего. Потерпит. Отсидеться бы тут хоть пару деньков, молясь Покровителям, чтоб не нашли, – а там и двигаться в путь дальше.

* * *

Холод – и больше ничего. Мавна закричала бы, если могла, открыла рот, и туда хлынула ледяная вода с запахом земли и тины. Ноги и руки сводило от холода, сердце колотилось как обезумевшее. Ничего не было видно, кругом сомкнулась кромешная темнота. Мыслей тоже не было – только ужас.

Она барахталась в черноте, молотила пустоту руками и ногами. Воздуха не хватало, вдохнуть не получалось, в лёгкие будто впились тысячи иголок.

Её тянуло вниз. Одежда намокла, в обувь налилась вода, волосы вздыбились тяжёлыми прядями и опутывали лицо и шею, как гадюки. В груди совсем не осталось воздуха, только холодная вонючая жижа, кровь стучала в висках так гулко, будто голова была готова лопнуть.

Тело отяжелело, сил больше не осталось. Мавна замерла и пошла на дно. Она опускалась так долго, будто никакого дна не было вовсе, но когда ноги коснулись чего-то твёрдого, перед глазами вдруг вспыхнул свет.

Замерцало молочно-туманным, извилась мерклая тропка. Мавна рухнула на землю и вдруг поняла, что может дышать. Кашель засвербел в груди, изо рта полилась вода, но быстро стало лучше. Холод больше не пробирал до костей, лишь дуло сырой прохладой, как по весне. Мавна испуганно села и обхватила свои плечи руками. Одежда была влажной, волосы тяжёлыми прядями легли на спину и грудь. Кругом сгущалась темнота, но туманная дорожка разбавляла мрак. Ничего не было видно: ни земли, ни неба, ни кустов, ни дорог – лишь полоска тумана вилась в никуда. Мавна шмыгнула озябшим носом, поднялась на ноги и осторожно пошла навстречу туману.

Ничто не шумело. Не шелестела листва, не кричали птицы. Не слышались людские голоса. Всё тут замерло в бездвижной тьме, и если бы под ногами не ощущалась явственно твёрдая почва, Мавна в тот же миг сошла бы с ума.

Она не могла понять, что будет, если она окликнет – кого ей окликнуть? Смородника, что остался наверху? На него прыгнул упырь, и она, вероятно, осталась без попутчика. Илара, что остался в деревне? Как глупо, он точно её не услышит. А может, окликнуть Раско, что сгинул без вести год назад? Кого звать тут, в кромешной пустоте, как не пропавшего брата?

Впереди мелькнул красный огонёк. «Чародеи», – подумала Мавна, и сердце трепыхнулось в тревоге. Но скоро очертания яснее проступили сквозь туман, и Мавна поняла: это шкурка Варде светится, зависшая в воздухе.

Шкурка поплыла дальше, по туманной реке, и Мавна поспешила за ней. Она не думала, как будет отсюда выбираться и будет ли. Не думала, куда попала и куда делась вода. Не думала, что станет с ней самой и увидит ли она вновь деревья и бревенчатые дома.

Туман сгущался. Теперь он был повсюду, тьма отступила, будто утонула в молочных вихрях. Постепенно свечение шкурки угасло. Она упала на землю, полежала так с минуту – Мавна успела подумать, что больше её никуда не выведут, но вдруг шкурка ожила и поскакала по невидимой тропке, как настоящая лягушка.

С каждым прыжком шкурка будто напитывалась силами и всё больше походила на живое существо. Кожа больше не была иссушенной, натянулась на тельце, лапки упруго сгибались и разгибались, а глаза влажно блестели в туманном мареве. Лягушка скакала быстрее и быстрее, и скоро Мавна запыхалась, пытаясь поспеть за ней.

– П-погоди, – взмолилась она. Голос прозвучал чужеродно, слишком громко, разрезал туманную мглу. – Не успеваю.

Лягушка послушно замерла, дожидаясь её. Мавна, тяжело дыша, подбежала к ней и остановилась, переводя дух.

– Слышу голос живого человека, – произнёс вдруг кто-то.