Поражение Федры

– Благодарю вас, ваше величество. Он был хорошим царем. Возможно, не таким амбициозным, как некоторые, но хорошим правителем для нас, его людей.

– Надеюсь, о моем отце, царе Миносе, старшее поколение будет отзываться так же, – серьезно сказала принцесса. Ее глаза наполнились слезами.

Чудесно. Я на короткое мгновение накрыл ее ладонь своей и тут же отнял: моя грубая кожа казалась неуместной возле ее бледной пухленькой ладошки. Этот жест должен был восприняться как отеческий, а не как поползновения влюбленного старика.

Мы вернулись к светской беседе. Я попытался обсудить с Федрой ее дом, Крит и нового царя Афин, но она была слишком хорошо воспитана. И все же я подметил любопытную деталь: когда разговор зашел о Тесее, принцессу переполнил гнев. Сомневаюсь, что Тесей осознаёт, какое чувство в ней вызывает: глаза застит ее молочная кожа и потупленный взгляд. Тем не менее под спокойной внешней оболочкой таится истовая ненависть.

Когда я завел речь о Тесее, глаза принцессы сузились до щелок, ноздри затрепетали, а на щеках разгорелся румянец. Что ее злит? Его отношение к ней? То, что он увез ее из дома или что водворил сюда, не оказав должного уважения, приличествующего жене? Думаю, дело не только в этом. На Крите что-то произошло, нечто существенное. Я решил не только обратиться за информацией к своим осведомителям, но и завоевать доверие принцессы. В конце концов, враг моего врага – мой друг.

Федра

Первые десять ночей при афинском дворе мне хотелось одного – плакать. Я тосковала по Криту, и не только по родителям и сестре. Я тосковала по дворцу. Никакое мытье не помогало мне почувствовать себя чистой и избавить ноздри от запаха гнили и разложения, пропитавшего дворец.

Кандакия чувствовала то же самое. Она целыми днями на карачках отдраивала полы в наших комнатах, пытаясь оттереть щеткой грязь. Каждый вечер она облегченно вздыхала, но каждое утро пол снова покрывал тонкий слой земляной пыли, и ей приходилось драить по новой.

Тесея я не видела. Быть может, до него доходили слухи о том, как громко и часто я рыдаю. Да и вряд ли он хотел проводить со мной время. Но по Тесею я не плакала: не хватало еще тратить слезы на чудовище.

«Почему ты помогла ему, Ариадна?» – этот вопрос мучил меня, еженощно вертясь на кончике языка. Жаль, сестра не появлялась больше, чтобы я могла задать его ей.

Тем утром я вышла к Тесею на завтрак, поскольку выбора у меня не было. Тесей сказал, что хочет познакомить меня с сыном. Я и представить не могла, что он оставит меня с ним. Позже, уже в своей комнате, я пыталась решить, что из случившегося оказалось хуже всего. При критском дворе женщины завтракали вместе с мужчинами. Здесь явно заведено по-другому.

Я оказалась единственной женщиной в зале и чувствовала себя слабой и беззащитной. Но неожиданно Ипполит всколыхнул мою кровь, наполнил каждую клеточку тела энергией. Перед внутренним взором до сих пор стоит и терзает меня взгляд его ярко-синих глаз. Сказанные им слова крутятся в голове, не давая покоя разуму. Вечером я уснула с мыслями об Ипполите, и он приснился мне – не мужчина, кентавр, с торсом, переходящим в коня, которым он столь умело управлял.

– Он твой пасынок, – напомнила я себе, пробудившись. – Он сын Тесея, его радость и гордость.

Но я помнила, как он смотрел на меня, как бросал вызов своими лазурными глазами. Грозный и разгневанный, похожий на отца и отличный от него, истинный сын моря. Теперь он и мой сын, в то время как всего на пару лет младше меня.

Снизу раздались голоса переговаривающихся друг с другом женщин. Я выглянула в окно, но омытый лунным светом двор оказался пуст. Вернувшись в постель, я думала, что больше не услышу голосов, но шум не прекратился. Я сосредоточилась, попыталась вычленить из общей какофонии звуков хотя бы один голос и чем дольше прислушивалась, тем больше слов разбирала.

– В комнату Адраста одни не ходите. Только по двое. Всегда. Всегда только по двое.

– Дардан – извращенец и любит пускать в ход кулаки. Он побил меня за то, что я плохо застелила постель, но, клянусь, постель была идеальна. И с каждым ударом его глаза разгорались все больше.

– Мрит – тоже извращенец, но тебе больно не сделает. Наоборот, попросит побить его, словно он лошадь какая. Ему нравится притворяться, что ты властна над ним.

Услышав про последнего мужчину, я встрепенулась. Неужели есть и такие? Укутавшись в одеяло, я продолжала слушать наставления женщин друг другу. Некоторые плакали, не в силах говорить.

Я подтянула колени к подбородку и впервые после приезда в Афины вспомнила о трибутке, которой помогла вывести афинян из лабиринта. Так вот что она пыталась объяснить мне при нашем разговоре. Это удел обычных женщин, служанок. Они вынуждены убираться в комнатах мужчин и делать невообразимые вещи. Я сидела в кровати, слушая женщин, и только сейчас осознавала, что их участь гораздо хуже моей. К счастью, Тесей решил, что я его жена только на словах. Но зачем же он тогда привез меня сюда издалека, если не намеревался использовать так, как обычно это делают мужчины? Мне вспомнились крепкие мужчины в обеденном зале. Кто из них любит бить, а кто – быть побитым? И лучше ли оказаться со вторым? Пусть с кнутом ты останешься без синяков, но говорившая женщина права.