– Да, но…
– И тем, кто не умеет выполнять приказы Гильдии, – перебила меня профессор, – в нашей организации не место.
Я потрясённо уставилась на неё. Появившийся в животе холодный камень превратился в целую скалу.
– Но…
Она снова вскинула руку:
– Дитя, мы не раз объясняли наши правила. Здесь не место самоуправству. И уж кто-кто, а ты должна понимать, почему мне важно знать, что каждый агент образцово выполняет свои обязанности, а не… отвлекается на свои собственные интересы.
Лицо у меня вспыхнуло.
– Но… – попыталась я ещё раз. – Там были все составляющие для изготовления термита – на заброшенной станции «Британский музей»! Их кто-то использовал для чего-то противозаконного!
Д’Оливейра покачала головой:
– Глупая девчонка. Всем известно, что термит широко применяется для сварки рельсов. И если ты не обуздаешь воображение, оно доведёт тебя до беды. Не всё в мире – преступный заговор!
– А что насчёт обрушившегося тоннеля Гильдии, из-за которого просела земля в саду Берни-Спейн?
Профессор ударила по столу кулаком – ни дать ни взять судья, выносящий приговор.
– Довольно! Ты не успела пробыть членом Гильдии и дня, а уже нарушила правила, проникла на закрытую территорию, на каждом шагу оспариваешь мой авторитет и, что хуже всего, посвятила в наши тайны гражданское лицо. Эти проступки не могут остаться безнаказанными. Немедленно верни мне ключ.
Я отпрянула от неё и сжала в ладони ключ.
– Но он мой!
– Ключ – собственность Гильдии. Будь любезна его вернуть. Немедленно.
Не может быть! Мне это всё снится! Моя рука, судорожно сжимавшая последнюю драгоценность, оставшуюся у меня от мамы, дрожала.
– Нет! Ключ мой! Вы не можете его у меня отобрать – мама оставила его мне.
– Твоя мать была специально обученным агентом Гильдии, а потому обладала правом свободного передвижения. Ты же подобного права не заслужила. А теперь дай мне ключ, а не то мне придётся вызывать охранников, чтобы они отобрали его силой.
На глазах у меня выступили слёзы. Расстегнув серебряную цепочку, я молча отдала профессору последнее, что крепче всего связывало меня с мамой. Что теперь осталось от неё, кроме Оливера и нескольких полок с книгами?