– Руби, милая, это ты?
Голос матери донесся из тускло освещенной комнаты дальше по коридору, когда девушка уже почти дошла до лестницы. Плечи ее поникли.
– Да, – тихо ответила Руби.
Внутри у нее все сжалось, и она еле шагала по холлу, который прежде был выстлан теплым обюссонским ковром.
Мистер и миссис Тремейн сидели по обе стороны от медленно затухающего в камине огня и пили херес. Руби остановилась перед ними, будто ее вызвали, чтобы отчитать за провинность.
– Как прошел твой вечер? – спросила мать.
Руби уставилась на алеющие угли.
– Замечательно.
Она старалась сдержать нервные движения, потому что мать их терпеть не могла.
– У Дэйвенпортов все в порядке? – не отставала мать.
Руби посмотрела на нее и увидела себя через двадцать лет. Даже в тусклом свете можно было разглядеть царственные очертания носа и чувственные губы. Хотя у миссис Тремейн фигура была объемнее, ее легко можно было принять за старшую сестру Руби.
– Да.
Мистер Тремейн резко поставил свой хрустальный бокал на стол для закусок.
– Хватит любезностей. Ты говорила с Джоном?
Отец, высокий мужчина с круглым животом, повернулся в кресле и хмуро уставился на Руби. Он был на десять лет старше жены, на висках его была заметна легкая проседь, но острый, пронизывающий взгляд его глаз ничуть не потускнел с годами.
– После ужина мы с Джоном ненадолго остались наедине, – начала она. – Вспомнили детские приключения, посмеялись…
– Руби, – сказала мать, – это не касается дела.
Миссис Тремейн не повысила голоса, но было в ее спокойном, сдержанном тоне что-то такое, отчего волоски у Руби на предплечьях приподнялись.
– Он пригласил меня на конную прогулку, – сказала девушка, шагнув ближе.
– Когда? – Голос мистера Тремейна слишком резко прозвучал в тишине, и его жена и дочь вздрогнули.