Луна костяной волшебницы

Другие Леуррессы тоже замечают меня. После встречи с Одивой в лощине я уже дважды возвращалась домой, чтобы успокоить ее бдительность. Большинство Леурресс склоняют головы, признавая меня наследницей matrone. Но есть и те, кто хмурится и скрещивает руки на груди. А Айла, соперничавшая с Аилессой с детства, бросает на меня взгляд, способный заморозить море Нивоус.

Но в ответ я пронзаю ее не менее холодным взглядом. «Думаешь, я этого жажду?» – хочется мне сказать. Может, Айла и завидует, но ей следовало просто быть добрее. Меня выбрали лишь потому, что я лучшая подруга Аилессы, самая близкая ей Леурресса. По крайней мере, именно так это преподнесла Одива.

Я спешу в туннель, ведущий к развалинам западной части замка, где находится единственная жилая комната – спальня Одивы. Я взбегаю вверх по винтовой лестнице, достаю из кармана костяную флейту и повторяю про себя заготовленную заранее речь.

Простите, matrone. Я думала, вы обрадуетесь флейте. Мне хотелось сделать вам особый подарок. Вы же моя мать.

Надеюсь, эти слова смягчат ее гнев. Ведь она хотела убить золотого шакала своими руками. Вдобавок я солгала ей о своей новой кости благодати. Но, думаю, она быстро сообразит, что она не из кости черного волка.

Я невольно замедляю шаги, приближаясь к комнате на вершине разрушающейся башни. Изнутри доносится шепот, словно Одива молится. И мне не следует ее беспокоить. Мне потребовалась вся моя смелость, чтобы прийти в ее комнату, ведь я даже не знаю свою мать. Она всегда держалась особняком от famille и не помогает в повседневных делах. И даже говорит с нами лишь по необходимости. Честно говоря, я вообще не уверена, что хочу узнать ее лучше. Вся моя жизнь оказалась ложью из-за того выбора, что она сделала. Но это не останавливает меня от того, чтобы тихо подкрасться к двери. Интересно, как ведет себя Одива, когда остается одна? Может, в такие моменты она сбрасывает маску холодности и становится совершенно другой. Такой, кого мне захочется узнать поближе.

Дверь слегка приоткрыта, и мне удается разглядеть примерно с полметра пространства в центре комнаты. И еще немного вправо и влево, если слегка наклониться.

Matrone стоит на коленях посреди комнаты. Она выглядит такой маленькой и уязвимой… и она сняла все свои кости благодати.

Они разложены вокруг нее: кулон в форме когтя из кости медведя-альбиноса и аналогичный кулон из кости филина, зубы ската-хвостокола, позвонки асписовой гадюки и череп ночной вечерницы. Одива честно призналась, что череп вороны не является костью благодати, поэтому он не лежит перед ней, а все так же висит на ее шее.

Глаза Одивы закрыты, руки вытянуты вперед, а сложенные вместе ладони опущены вниз. В такой же позе она молилась в ночь неудавшегося обряда посвящения Аилессы.

Я скольжу взглядом по ее прямым шелковистым волосам цвета воронова крыла, белоснежной коже и ярко-красным губам. Мы с ней совершенно не похожи. Как она может быть моей матерью?

Но затем с помощью моего улучшенного зрения я замечаю, что изгиб между ее шеей и плечами точно такой же, как у меня. И глаза, хоть и черные, а не карие, но по форме почти одинаковые. А еще мне бросаются в глаза ее руки, такие же, как у меня, до самых кончиков пальцев. Даже то, как мизинцы слегка оттопыриваются от остальных, словно зеркальное отражение моих рук.

Одива открывает глаза. Я вздрагиваю и отскакиваю от двери. Но как только сердце успокаивается, вновь подкрадываюсь обратно и заглядываю внутрь. Теперь в круге из костей благодати появилась чаша. И костяной нож. Одива не молится. Она проводит обряд. А костяное оружие используется лишь для ритуалов с принесением жертвы.

Но зачем ей такой ритуал?

Она поднимает нож, и я невольно вздрагиваю, наблюдая, как matrone прорезает линию на ладони. Хотя я не должна реагировать на это. Это стандартная часть ритуалов с принесением жертвы. К тому же мне не раз приходилось резать себя костями животных. Если бы Аилесса завершила обряд посвящения, ей бы пришлось разрезать свою ладонь ножом, покрытым кровью Бастьена.

Одива тянется к чаше. Но в ней находятся не кости животного или чья-то кровь, а прядь каштановых волос, перевязанная белым шнуром. Я прикрываю рот рукой, чтобы сдержать вздох. Аилесса единственная в нашей famille с таким цветом волос.

Одива капает кровь на волосы Аилессы.

И страх поднимается к моему горлу вместе с приступом тошноты. Что она делает? Возможно, она проводит церемонию почитания жизни моей сестры – может, Одива сожалеет, что не спасла ее, – но мне почему-то так не кажется. Да и кости Одивы расположены вокруг нее так же, как я располагала кости Аилессы у основания Кастельпонта, чтобы мост стал олицетворением ее тела.

По телу расползается озноб от осознания, что это может означать. Неужели мать способна убить собственного ребенка?

Ноги дрожат. А руки не слушаются. Я не могу поднять их, чтобы открыть дверь. Но просто обязана это сделать. Я должна остановить ритуал и не могу позволить…