Майское лето

– Я не люблю его, – сказал Никита. – Мне больше нравится кино.

Нина про себя подумала: «Конечно, простое любить куда легче».

– А почему кино, Никита? – спросил дедушка тоном, будто допускал, что он сам может ошибаться, а Никита – оказаться правым.

– Да как вам объяснить, – он замялся, видимо, немного смущенный всеобщим вниманием. – Я, может, только плохие вещи видел… Да всего две постановки и видел, со школой ездили… Тут, понимаете, дело в том, что я не хочу как-то плохо отзываться о хороших театрах, которые, наверно, существуют, я не знаю… Но вот ходил я на… минуту… вылетело из головы… что-то типа… бес… бес… «Бесприданница»! Все говорят, красивая девушка, красивая девушка, там мужчины крутятся около нее в доме, а я смотрю на сцену – какая-то вообще женщина, живот больше самого большого плавательного круга и брови, я запомнил, чернющие… Потом, говорят, что действие происходит на берегах Волги. Я смотрю на сцену, а там какие-то две картонки, выкрашенные в зеленый… как я понимаю, природа… Я, может, и готов был театр полюбить, но как тут полюбишь, когда смеяться хочется и пальцем у виска крутить. Я поэтому так кино люблю, там смотришь на актера и думаешь, что да, он играет того, кого играет… Вы не думайте… Я хорошее кино умею отличать от плохого, чувствуются такие вещи… Даже по тому, какие кадры режиссер берет. Если доверяет профессионализму актера и сам верит в то, что происходит, – тогда камера долго не выключается и двигается вместе с актером. Вместе с ним из комнаты в комнату…

– Да, длинный кадр это называется, – кивнул дедушка.

– Может, действительно я хороших вещей не видел, но опыт пока у меня такой, поэтому и мнение такое… – закончил Никита.

Дедушка кивнул снова и согласился. Нина удивленно посмотрела на него. Театр – это же самое прекрасное, что происходило с людьми, почему дедушка так легко отдал его на растерзание деревенскому мальчишке? Она об этом и спросила.

– А ты хочешь сказать, – дедушка повернулся к ней с сигаретой в руке, – что в театре действительно много внимания уделяют внешности актера? Никита верно подметил. Он, конечно, видел дрянную постановку, в хороших театрах – они есть, я не отрицаю – естественно, актеры труппы чуть больше соответствуют своим героям, но, в общем и целом, даже ты должна признать, что отбор происходит не с такой скрупулезностью, как в кино. Хорошем кино, естественно.

– В театре нужно наслаждаться игрой! Конечно, если приехать в Африку ради снежных склонов, можно разочароваться, но в том-то и дело, что Африка хороша не снегом! Так и театр хорош не красивой картинкой.

– Театр или кино, Нина, если бы в мире они не могли существовать вместе? – просто спросил дедушка.

– Господи, ну конечно, театр.

– То есть ты высидишь спектакль с Джульеттой, которая скорее бы годилась на роль кормилицы? Видишь ли, Нина, ты сейчас споришь из-за того, что вроде как априори хорошо. Театр… Театр! – повторил дедушка с разными торжественными интонациями. – Еще древние греки сделали его великим искусством. А ты знаешь, что они признавали исключительно трагедии. Комедии были низким жанром. Можешь себе представить, как много потеряло бы человечество, если бы погрязало в установленных кем-то правилах и не расширяло границы возможного, границы искусства, если хочешь? Ты так любишь Оскара Уайльда, Нина, но только представь, что было бы, если бы кто-то поставил ультиматум и кричал, как ты сейчас: «Только трагедии! Нет ничего лучше трагедий!» И его бы послушали. Неужели мир бы не потерял множество чудесных вещей, которые заставляют не плакать, а смеяться? Те же комедии Шекспира…

Нина нахмурилась, потому что крыть ей было нечем. И правда, сама только что рассуждала об ограниченности, а теперь вот, пожалуйста, мыслит категорично…

– Никто не хочет сказать, Нина, – продолжил дедушка, заметив, что ей тяжело сдаться, – что Никита прав на сто процентов и театр смешон. Он просто подметил его недостаток, который почему-то мало кто хочет признать, и сделал выбор в пользу другого вида искусства – а кино, это, конечно, настоящее искусство, – где этого минуса нет. Я только хочу, чтобы ты допускала, что есть что-то за гранью твоего понимания и это тоже верно, тоже велико, тоже искусство или же имеет право на существование.

Нине не хотелось смотреть на Никиту. Как так вышло, что он сразу сказал, что ни в чем не уверен, но позволил себе иметь собственное мнение, а она, всегда считающая себя деликатной и терпимой, только что была обвинена в узколобии и интеллигентно отчитана за него?

– Давайте еще чай налью! – сказала бабушка и поднялась.

– А у вас есть гитара? – спросил Никита. – Если хотите, я могу что-нибудь сбацать…

Бабушка кивнула и ушла в дом. В комнате Нининых родителей действительно висела старая гитара. Нинин папа в молодости увлекался…

– Ой, а где ты учился? – спросила Туся.

– Да я особо не учился… три блатных аккорда, – ответил Никита, склонив голову к гитаре, которую ему протянула Нинина бабушка.