– Не ёрничай, – отозвалась Нина.
– Йорик, бедный Йорик, – сказал Даня и, схватившись за сердце, упал в бассейн.
Однажды в середине июня дедушка приехал из города с мешком угля и с огромным ведром мяса для шашлыка.
Нина лежала на пледе, на газоне, пыталась читать книгу, хотя больше дремала в тени, убаюканная спокойствием природы и сопением Джина, когда шум «Москвича», въехавшего на участок, вывел ее из полусонного состояния. Она села, скрестив ноги, и оперлась сзади на руки.
Из машины сначала показался дедушка с едой и углем, затем, заглушив мотор, вышел Никита.
– Привет, – он кивнул, заметив Нину.
Утомленная солнцем, она смогла только, на секунду перенеся вес на одну руку, махнуть ему второй.
– Ты не перегрелась, Нина? – спросила дедушка.
Нина покачала головой.
– Давай-ка в дом, – строго сказал дедушка, – у тебя щеки хуже помидора.
– Чем плох помидор?
Но она послушно встала и медленно поплелась к дому. Наверно, все-таки перегрелась. Солнце так слепит, что в глазах темнеет.
– Андрей Георгиевич, – услышала она, – я пойду тогда… я вам завтра нужен?
– Завтра отдыхай… погоди, погоди… Никита! Оставайся у нас на шашлыки! Будут все свои, Нинина банда, Соня, я да ты.
Нина почти не улавливала, что отвечал Никита. В глазах плавали какие-то зернистые черные точки. Точно перегрелась!
– Ну все, все! – дедушкин командирско-генеральский тон все-таки прорвался сквозь пелену. – Не обсуждается! Вкусный шашлык, костер, Сонин чай с травами! Красота! Жду тебя!.. Иначе обижусь!
До вечера Нина дремала в своей комнате. Из липкого сна ее выдернула ужасная духота: она не открыла окно, когда легла.
Вытащив себя из кровати, она сняла платье и кинула его на пол, потом быстро заколола волосы повыше, чтобы хоть немного остыть и такой походкой, словно она месяц провела на корабле и попала во все штормы, направилась в ванную. Холодная вода вернула ее к жизни и взбодрила.
Почувствовав, что после душа она снова обрела способность трезво мыслить, Нина, завернувшись в полотенце, вернулась в комнату.
Туся сидела у нее на кровати и гладила Любовь.