– Знаю, что не любит. Слышала, как он родителям сказал, что не приедет, потому что я в него летом влюбилась и он не хочет бередить рану.
– П-прогресс!
– Но ты не прав, он не подлый. Он пожалел меня. Понял, что влюбилась в него такая уродина тощая с ребрами торчащими, носом недостаточно тонким, без талии и еще дура к тому же. Вот и пожалел…
– Да что же это т-такое! Не в т-тебе дело, п-понимаешь? Не в т-тебе! Он очень даже н-наслаждался игрой. Я ведь видел, Машка. Т-томные фразочки говорил, вздыхал п-постоянно. Как выдаст что-то типа: «Иногда мне к-кажется, что я единственный, кто все п-понимает о жизни, а все остальные слепы», так со смеху п-покатиться хочется. А на тебя действовало, да? Ты п-прониклась?
Я не захотела дальше говорить с ним. Встала и пошла домой. Он не догнал, хотя я не оборачивалась, может, сзади плелся.
Глаза на мокром месте. И, как назло, родители будто посвободнее стали, дома ужинают постоянно. Пришлось соврать, что ездила в художку и хочу спать.
Обрезала волосы до середины шеи.
Мама ахнула. Все остальные сказали, что мне идет. Как будто это имеет значение…
Сегодня все выяснилось. Мама позвонила в школу, чтобы восстановить пароль к электронному дневнику, и ей все рассказали про мои прогулы. Потом она бросилась звонить учительнице в художку и узнала, что я там почти два месяца не появлялась.
Мама позвала меня в столовую. Папа сидел, развалившись в кресле, пил чай и читал книгу. Я поймала себя на мысли, что к нему, похоже, возвращается его бодрость. Значит, проблем стало меньше.
Когда мама стала ругать меня за безответственность и безалаберность, папа удивленно оторвался от книги.
– Она уже вторую неделю в школу не ходит! Художку тоже игнорирует. Обе ее учительницы сказали, что долги она уже вряд ли успеет закрыть. Ты полюбуйся на нее! И сказать ведь нечего в свое оправдание! Где была? Я тебя спрашиваю!
Папа внимательно посмотрел на меня и будто впервые увидел за последние три месяца. Испуг мелькнул на его лице:
– Что происходит с тобой, Маша? – спросил он.
Мама, удивившись страху в папином голосе, тоже внимательно меня оглядела, нахмурилась, подошла ко мне, обняла за плечи и усадила на стул. Потом заварила мне чай.
Я просидела на том стуле час, опустив глаза в пол. Родители спрашивали, предполагали, молили рассказать о том, что происходит.
Я никогда не расскажу им.
Я устала…