Я и сама расстроена, поэтому промолчала.
– Неужели ты мне так не доверяла? – вдруг с тоской в глазах сказала Таня, посмотрев на мои запястья. Я тут же натянула на руки рукава свитера.
– Дело не в этом. Я не смогу объяснить. Для меня это в прошлом, от которого и ключа-то нет.
– Мне страшно отвечать на мамины звонки теперь. Все кажется, что она скажет, что тебя больше нет…
– Это правда в прошлом.
Таня кивнула и отпила из кружки.
– Я очень рада, что я старшая из нас троих. И больше всего мне жаль Лильку, но я ей и завидую.
– Почему?
– Потому что я умру от старости раньше вас с ней. А она, к сожалению, останется без нас с тобой с наибольшей вероятностью.
– Боже, что за мысли… А почему завидуешь?
– Потому что у нее этой раны не осталось. Мы все: мама, папа, я, ты… даже Юра, будем помнить и бояться. А Лилька не понимает ничего. Она душевно здорова. Ты не подумай, что это упрек! Я тебя люблю безумно и виню себя за то, что не была достаточно хорошей сестрой, ты даже не смогла поговорить со мной…
– Таня, нет… Не вини себя! Я тогда ни с кем бы не стала говорить, просто потому, что… романтические рельсы…
– Что?
– Юра так выразился обо всей этой ситуации.
– Юра? Как-то цинично для него.
– Цинично? Ты считаешь? Просто он в чем-то прав, я вот сейчас вспоминаю. Тому, что случилось со мной, это описание подходит. В больнице я лежала с девочкой, Асей, с ней творилось совсем другое… страшное! Она третий раз уже в этой больнице лежала. Надеюсь, больше не попадет, потому что не попробует снова. Но вот она правда… У нее жизнь тяжелая, у нее мать замуж второй раз за настоящее чудовище вышла, он, знаешь, он…
– Я поняла. Если тяжело, можешь не договаривать.
– Хорошо. И вот у нее совсем не романтические рельсы. У всех разные ситуации. И пусть кажется, что какие-то менее тяжелые, другие – более. Но вот на деле… У всех ведь разная душевная выносливость. Тяжело-нетяжело… Так сравнивать все-таки нельзя. Все равно что ребенку дать тяжелый пакет с продуктами, а взрослому шкаф в руки. У кого тяжелее? Конечно, у взрослого, ведь шкаф! Но надо принять во внимание еще и то, что ребенок слабее и ему пакет этот несчастный тоже тяжело держать. Я зареклась говорить, что у кого-то более уважительная причина, а у кого-то менее. Мне было тяжело, я иначе не могла. Но самое страшное признать, что я действовала не совсем свободно. Я думала тогда, ну а как иначе, ведь во всей культуре: в истории, в книгах, на картинах, – поступали многие
Мы долго еще говорили, обнимались, потом разошлись по спальням.
ebooksa