– Да не путайся ты под ногами! Иди отсюда! Сонька, забери свою скотину. Я ее выкину на улицу, дождешься!
Сонечка быстро выбежала из кухни и вернулась с перепуганной кошкой. Осторожно посадив ее на подоконник и нежно погладив, Сонечка тихо попросила Лелю одеваться.
– Ты извини, у мамы правда слух чуткий. А она всю ночь в магазине работала. Извини, что так…
Леля улыбнулась ей со всей добротой, на какую была способна. Они быстро оделись и вышли из квартиры.
На улице Леля с удовольствием вдохнула свежий ноябрьский холодный воздух.
Ночью Леля плохо спала: примеряла на себя Сонечкину философию. Она чувствовала, что в этой мысли о прерывании круга зла было что-то благородное и большое, хорошее. И ей даже хотелось последовать за таким миропониманием. Но молча терпеть, когда тебе плюют в лицо…
Леля перевернулась на другой бок. В ней снова зашевелилась, забегала злость. Ах, как бы ей хотелось отплатить Лере за это унижение! Но стоит быть выше, стоит понять… В семьях ребят действительно беда, страх. И все-таки как это мерзко, как это ужасно, когда тебе плюют в лицо!
Хотя вот у них в семьях беда, а у Сонечки, что же, не беда? Да ведь невозможно жить в такой ненависти! Но Сонечка не плюет людям в лицо.
И все-таки утром невыспавшаяся Леля дала себе обещание, что постарается уничтожать зло, а не множить его. За завтраком уставший папа спросил ее, что случилось с ее новым, недавно купленным телефоном:
– Создается ощущение меткого попадания пули, – сказал он.
Леля соврала, что уронила. Зачем она прикрыла Леру, Леля и сама едва понимала. Отчасти потому, что знала: папа это так не оставит и у Леры будут большие проблемы; отчасти потому, что пообещала себе утром быть добрее, понимать и любить каждое живое существо.
И Леля действительно пыталась. Она не злилась, когда обнаружила, что одноклассники закрыли дверь в кабинет и не пускали до тех пор, пока не пришел учитель. Ее терпение выдержало и многочисленные свернутые и обслюнявленные шарики бумаги, которые в нее запускали. Машины язвительные выпады она уже давно не замечала.
Но чем больше обид переносила Леля, тем быстрее билось ее сердце от злости: «Я тоже человек, как они так со мной могут!» И все меньше с каждой минутой ей хотелось прерывать круг зла. Что ей мешает пойти к Сергею Никитичу и рассказать о плевке в лицо, об издевательствах? И папе про телефон всю правду выдать. Может, отец даже в суд подаст… Вот тогда начнется веселье! Тогда они все получат по заслугам!
Последним был урок литературы. Когда директор вошел в класс, то сразу почувствовал: что-то не в порядке. Долгий опыт работы в школе выработал в нем нюх на конфликты детей. Он внимательно оглядел класс. На первый взгляд все по-прежнему: девочки беседуют у окон, кто-то в телефоне сидит, мальчики о чем-то негромко переговариваются, Катя моет доску. И все-таки что-то переменилось, и переменилось не к лучшему.
Тогда директор посмотрел на Лелю. Пару дней он с удовольствием замечал несколько раз, что она уже не одна ходит по школьным коридорам, отгораживаясь ото всех надменной улыбкой, а с одноклассницами. А теперь снова заслонила лицо сумкой и скукожилась на задней парте.
Сергей Никитич слышал о сокращениях. Родители некоторых старшеклассников даже спрашивали у него, можно ли их детей перевести на бесплатное школьное питание, как учеников начальной школы.
Но неужели ребята все-таки связали Лелю с происходящим? Не разграничили работу ее отца и ее? Как же быть?
Сергей Никитич был задумчив весь урок и, поняв, что не может дискутировать с ребятами, попросил их написать эссе о прочитанном рассказе. А сам сел за учительский стол, за которым почти никогда не сидел, он всегда ходил по классу, и стал думать, как исправить ситуацию.
Задумчиво сидела и Леля. Она почти ничего не написала, потому что редкое в ноябре солнце залило класс и упало на светлые волосы Ильи. Леля смотрела на него: он сосредоточенно писал в тетрадке. Леля могла поклясться, что Илья обязательно использовал сложные слова вроде «эксзистенциональный», «индифферентный», «антиномия», и эти мысли вызвали в ней одновременно и раздражение, которое возникает всякий раз, когда кто-то кичится своей образованностью, и тепло внутри. Но вот Илья отложил ручку и улыбнулся, слушая своего соседа по парте. Рука его, увитая венами, которые было видно из-под закатанных рукавов рубашки, лежала на парте, а пальцы крутили карандаш. Леле очень нравилось на него смотреть, но от этого становилась не слаще, а тоскливее, потому что надежды не было. Да, Илья не участвует в травле, устроенной ее одноклассниками, но он и не защищает ее. Он одинаково равнодушен к обеим сторонам.
Звонок неожиданно оглушил Лелю. Она подождала, когда все выйдут из класса и под внимательным взглядом директора, который заметил ее попытки задержаться, быстро направилась к раздевалке.
ebooksa