— А что ты любишь?
— Я, Денис Сергеевич, люблю домашнюю еду. И хочу сейчас есть ее у себя дома.
— Ну что поделаешь? — он пожал плечами. — Не все в жизни происходит, как нам хочется. Я вот, может, тоже предпочел бы сейчас находиться в другом месте.
— Так и идите в… другое место! Вас-то никто не держит!
— Виктория, не тяни время. Не хочешь — не ешь, тогда приступай к работе.
Я скривилась. Поесть все-таки нужно. Я умяла сэндвичи, а потом снова заглянула в пакет.
— А это что? Шоколадка? Странная какая, никогда таких не видела, — я открыла батончик, откусила его примерно на треть и скривилась. — С мятой? Фууу…
— Вообще-то, — сказал Морозов, — этот батончик для меня был. — И раз «фу», давай его сюда.
— Но я уже надкусила!
— И что?
— А вдруг я чем-то больна?
— Ты чем-то больна?
— Нет.
— Тогда давай.
— Нет, погодите, мы сейчас у него спросим, хочет он этого или нет, — я поднесла батончик к губам.
Покосившись на Морозова, я увидела, что глаза у него необычно потемнели — теперь в них было не грозовое небо, а настоящая буря, а потом он рявкнул:
— Дай сюда этот чертов батончик! Немедленно!
Но я уже запихивала его себе в рот и, давясь от смеха, сказала:
— Обойдетесь.
Морозов вдруг стал какой-то странный. Он отвел глаза, а потом и вовсе отвернулся. Обиделся, что ли? Я вспомнила про конфеты и вытащила их из кармана джинсов.