Я тебе объявляю войну

22
18
20
22
24
26
28
30

— Вот и отлично.

Какое-то время мы шли молча, а потом я вдруг спросила (хотя мне это знание и даром не сдалось):

— А все-таки, зачем вы приехали?

— Виктория, — он прищурился, — тебе какая разница?

Что в переводе на русский, несомненно, означало — «отвали».

— Ах, — взмахнула я руками, — действительно… — но закончить предложение не успела, потому что движение было совсем неловким и я — из-за мерзких каблуков — чуть не плюхнулась на асфальт.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Морозов успел меня подхватить, но застежка на его куртке запуталась у меня в волосах — какого было их распускать? Я завопила:

— АААА! Осторожнее! Не хочу второй раз в жизни остаться без волос!

— Стой, стой! Не дергайся! — Он аккуратно распутал волосы. А потом спросил:

— А первый раз что случилось?

— Денис Сергеевич, — наступила моя очередь хамить, — какая вам разница?

И мы снова пошли молча. А потом он вдруг заговорил.

— Когда не стало моих родителей — а было мне тогда столько же лет, сколько тебе сейчас, — я как раз поступил в аспирантуру. Но решил ее бросить. Ничего не хотелось. А тетя… не дала этого сделать. Оставив здесь всё, приехала и… очень помогла мне тогда.

Кажется, я слышала, что Краславская уезжала на полгода, но это было еще до моего поступления в универ. И я не знала, с чем это было связано. Как выясняется, я вообще многого не знала, в том числе и о Денисе Сергеевиче. Никогда не задумывалась о его жизни. Оказывается, у него нет родителей. Жаль, конечно. Наверное, я бы не пережила, если б с моими родителями что-то случилось. Однако такое печальное прошлое не делало Морозова прекрасным человеком, правда же?

— И потом, — тем временем продолжал он, — я с ней часто советовался. А перед смертью она очень переживала, что любимая кафедра, дело ее жизни, пойдет ко дну. Ведь нормальных специалистов там, по сути, больше нет.

Ну вот и здравствуйте! В последнем предложении я уловила снобизм. Да, все сказанное было чистой правдой и кафедра без Краславской наверняка бы загнулась… но вот этот высокомерный тон — как он бесил!

— И вы, значит, приехали, чтобы нас всех спасти? — насмешливо спросила я.

— Я приехал, потому что об этом просила Тамара Михайловна перед смертью. А я чувствовал себя обязанным. Не потому, что хотел. По правде, я не хотел.

— Сожалею, что не знала о ее болезни, — я решила от греха подальше перевести тему. — Но ведь никто на кафедре не знал, почему она это скрывала?