Сахар на обветренных губах

22
18
20
22
24
26
28
30

— Тут два варианта, Кость: свидетель или главная подозреваемая, — безразлично повел плечами мужчина.

— Пошли, — Одинцов мягко, но настойчиво оторвал мои руки от своего джемпера и помог спуститься вниз. Вывел из подъезда и усадил в свою машину.

Я не понимала, где я, что я и как я оказалась во всём этом.

Одинцов завел двигатель машины, и только тогда я отмерла.

— Я не убивала его, — произнесла я, еле шевеля губами. — Клянусь. Я не убивала его.

— Я знаю, Алён. Успокойся. Ты ни в чем не виновата.

— Я видела эти ножницы на полу, но я не убивала его.

— Ты трогала эти ножницы?

— Нет… Не помню… Не трогала. Я хотела только в крайнем случае… Не трогала.

Как психически больная я обнимала себя за плечи, чувствуя озноб. Бегала глазами по мелькающим за лобовым стеклом зданиям и начала осознавать в полной мере, во что я вляпалась.

— Маме своей звонила? — голос Константина Михайловича вырвал меня из болота собственных мыслей.

Стало понятно, что он уже не в первый раз спрашивает.

— Не звонила. Мы же в полиции были, а потом это… Я не успела.

— Дай мне телефон.

— Зачем? — спросила я, уже вкладывая свой телефон в его руку.

— Отправлю номер твоей матери Женьке.

— Женьке? Кто это?

— Полицейский. Пароль, — потребовал он.

Я назвала четыре цифры — день и месяц рождения Кати.

— Пусть работают и с ней, — сурово заключил Одинцов, вернув мне телефон. — Ты пока не звони ей. Не сообщай ей ни о чём. Не факт, что она будет на твоей стороне. Судя по тому, что ты успела рассказать утром, на твоей стороне она ещё ни разу не была.