Сахар на обветренных губах

22
18
20
22
24
26
28
30

Сегодня я ещё могу позволить себе поплакать, пожалеть себя, подумать о том, какие все плохие. Но уже завтра мне нужно взять себя в руки и снова выйти на эту тропу, к которой сегодня меня подвёл Одинцов и подсказал, в каком направлении я должна идти.

Я никогда ещё не ходила путём правда.

Я столько лет врала и покрывала маму и отчима, внушая многочисленным учителям и комиссиями, что у нас всё хорошо, что теперь, мне кажется, я хочу врать уже на рефлексах и до последнего доказывать, что всё не так плохо, как кажется.

Но ведь всё реально плохо. Очень плохо.

А идти путём правды страшно. Неизвестно, что меня ждёт там — в конце маршрута.

Когда врёшь, точно знаешь, что в итоге люди отстанут, а у тебя будет отсрочка для того, чтобы придумать новую ложь.

А теперь? Что там в конце? К чему приводит правда? Кто-нибудь уже бывал в конце этого маршрута?

После того, как закончились слёзы, я долго лежала в темноте, глядя на потолок и стены. Просто думала. Обо всем и ни о чем сразу.

В квартире было тихо. Под дверью не было полоски света. Стало быть, Константин Михайлович уже в своей комнате и спит.

Телефон, лежащий рядом, пустил короткую вибрацию по поверхности постели. Нащупав его, я нажал кнопки блокировки и увидела на экране сообщение от Вадима:

«Спишь?»

Серьёзно?

Молча поведя бровью, я отложила телефон. Села в постели и несколько минут смотрела на шторы, за которыми скрывалось окно.

Привычка смотреть на ночной город перед сном — это то маленькое, что я могу себе позволить, и при этом никто не вмешается.

Тихо, боясь, что могут скрипнуть половицы незнакомой мне комнаты, я подошла к окну, аккуратно сдвинула штору в сторону и внутри себя тихо порадовалась, увидев, что здесь было не просто окно, а выход на застекленный балкон, в котором были открыты окна.

Всегда мечтала о том, чтобы у меня был личный балкон, чтобы я не была ограничена только узким подоконником, на котором едва-едва помещалась моя костлявая задница.

Я обернулась на закрытую дверь, прислушалась к звукам внутри квартиры и, убедившись в том, что всё тихо, повернула ручку балконной двери. Потянула на себя и впустила в комнату холодную весеннюю ночь, отдаленный шелест шин по асфальту и какую-то свободу, что ли. Свободу, которая раньше мне была недоступна.

Выйдя на балкон и прикрыв за собой стеклянную дверь, полной грудью вдохнула холодный воздух ночи и прикрыла глаза. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Передо мной только крыши домов, что были ниже, купола церкви и мост через реку, подсвеченный вереницей ярких желтых фонарей.

За спиной послышался шорох, резко открылась дверь, и на балконе рядом со мной оказался Одинцов. Огромными, будто напуганными глазами, он смотрел то на меня, то куда-то за пределы балкона.