Сахар на обветренных губах

22
18
20
22
24
26
28
30

— Тут дело не в моём удобстве, Алён. А в том, что малой может захлебнуться во сне своей рвотой. Лучше я побуду рядом с ним. Мне жмур в квартире не нужен.

— Ну, тогда ладно, — поджала я губы. — Спокойной ночи, Константин Михайлович.

— Мы же на «ты» перешли. Забыла?

— Помню. Но… привычка, — поморщилась я виновато.

— С завтрашнего утра, пока не услышу в свой адрес «ты», я глух и нем, — хитро ухмыльнулся мужчина.

— Это нечестно, — деланно возмутилась я, вскинув брови.

— Зато должно быть эффективно, — деловито изрек он. — Спокойной ночи, Алён.

— Угу.

Я поплелась в комнату, закрыла плотно дверь и забралась под одеяло, оставив покрывало в ногах.

Одинцов ещё несколько минут возился на кухне.

Глядя на то, как медленно сменяли друг друга цвета гирлянды, я слышала, как он надувал матрас, как тихо, даже немного по-стариковски, ворчал, очевидно, перекладывая Вадима на этот самый матрас.

Несколько раз за ночь я просыпалась, слыша, как Константин Михайлович в спешном порядке вёл Вадима в туалет, внушая тому держать рвоту во рту или глотать обратно.

— Только попробуй мне тут брызнуть, — бурчал он тихо на своего ненастоящего брата. — Всю квартиру утром будешь отмывать.

А утром, когда пришёл рассвет, и я проснулась от шума чайника, на кухне я нашла двух молчаливых и невыспавшихся братьев. Один из них варил кофе в турке и, как обычно, поглядывал в окно, спрятав руки в карманы брюк, а второй, помятый и пахнущий перегаром, сидел за столом, в который пристально смотрел.

Но, стоило мне войти в кухню, а им обоим понять, что теперь они здесь не одни, как оба сосредоточили на мне внимание.

Только, если Константин Михайлович изобразил подобие сонной улыбки при взгляде на меня, Вадим предпочел не скрывать раздражение и злость, вспыхнувшие в его глазах, когда его взгляд скользнул по футболке Одинцова, в которой я спала.

Испытывая чувство неловкости от взглядов, направленных на меня, я на мгновение сжала край футболки в кулаке, а затем резко отпустила.

— Доброе утро, — сказала я, вроде, обоим, но смотрела при этом только на Одинцова. Он, хотя бы, пытался улыбнуться мне.

— Доброе, — кивнул мужчина. Голос его вышел таким же хриплым и тихим, как у меня. — Кофе?

— Угу, — я прошла глубже в кухню, обошла Одинцова и влезла в холодильник. Нужно чем-то себя занять и не думать о том, что Колесников всё ещё пялится на меня, прожигая затылок.