Сахар на обветренных губах

22
18
20
22
24
26
28
30

— А я смотрю, тебе понравилось, — ехидно оскалилась мама. — Уже придумала, за что меня-то судить будешь?

— А ты хочешь сказать, что не за что? — я вошла в квартиру, потеснив мать. — Ты с детства над ней издеваешься. Пинаешь, бьёшь, толкаешь… Ты хоть раз с ней нормально говорила? Как мама с дочерью? Ты её, вообще, любишь? Она нужна тебе настолько, чтобы ты до последнего стала отстаивать свои права на неё в суде? Ты реально хочешь, чтобы я начала процесс лишения тебя родительских прав?

— Как вы меня заебали! — процедила мама сквозь стиснутые зубы. Её лицо серое лицо исказилось неподдельной яростью. Она подняла руки к лицу и сжала в кулаки сухие пальцы с грязными ногтями. — Всю жизнь вы мне испортили. Сначала одной что-то надо, жопу подтирай, корми. Потом вторая такая же, но ещё и тупая… — она резко пошла к Катиной комнате, открыла дверь. Катя резко встала с кровати и вжалась в угол за ней увидев, с какой яростью на неё наступает мать. Сестрёнка начала рефлекторно щуриться, втягивать голову в плечи и пытаться прикрыться руками. Но матери было плевать на её страх. Она, как какую-то вещь, взяла Катю за волосы и с силой швырнула в центр комнаты. — Забирай! — крикнула мама, брызжа слюной. — Забирай эту тварь! — Катя, больно ударившаяся коленками об пол, попыталась встать, но мама пнула её в спину и снова вцепилась в волосы. — Эта тупая даже стоять нормально не может! — она швырнула в меня сестру.

Тут не уже стало не до съёмки. Я уже достаточно сняла, чтобы воспользоваться этим материалом в суде.

Я поймала Катю, которая вцепилась в мою одежду мёртвой хваткой, и сразу спрятала за себя. снова направила на маму телефон, где пока не прекратила съёмку, и, теперь уже демонстративно стала её снимать.

— Всё, что ты только сделала, я сняла. Запись пойдёт основным доказательством в суд. Катю я забираю.

— Да пошли вы обе! — выплюнула мать. — Лучше бы я вас в детстве придушила! Особенно эту мелкую суку! — указала она на Катю.

Откуда столько ненависти к маленькому человеку?

Я остановила съёмку, убрала телефон в задний карман джинсов и поймала за халат маму, когда она снова потянулась к Кате.

Не испытывая ни капли жалости, я вышвырнула мать из комнаты и закрыла дверь. Присела перед Катей, погладила её по волосам, убрав их от маленького заплаканного личика и сказал одеваться и собирать вещи и учебники.

Утерев сопли тыльной стороной ладони, Катя быстро пришла в себя.

Пока мать била на кухне посуду я кричала о том, как её всё достало, мы с Катей собирали её тетради и учебники в портфель. Я нашла пакеты и собрала в них Катины вещи, обувь… Всё, что попалось под руку и влезло.

Катя всхлипывала, вздрагивала каждый раз, когда на кухне что-то с грохотом разлеталось об пол, но действовала так же быстро и отточено, как я.

— Не плачь, моя хорошая. Не плачь, — успокаивала я её между делом, стараясь приобнять или поцеловать в макушку каждую секунду. — Ты переезжаешь ко мне. Всё хорошо. Всё закончилось.

Мы покинули квартиру. Я не стала звонить Косте. Написала ему смс о том, что мы с Катей у меня. Он ответил, что скоро приедет и поинтересовался, как всё прошло.

«Расскажу вечером», — пообещала я в смс.

Весь день ушёл на то, чтобы отвлечь Катю от утренней сцены.

Я познакомила сестру и Костю. Оба они вели себя достаточно скромно и сдержанно. Мне нравилось наблюдать за тем, как они коммуницируют, как Костя пытается аккуратно шутить, а Катя постепенно к нему располагается.

Вечером, когда Катя уснула, выбрав диван с кучей подушек, на котором она отлично поместилась, я показала Косте видео. Чем дальше он смотрел, тем суровее становилось выражение его лица.

— Ну, тут только лишение родительских прав, — заключил он, отдав мне телефон.