Мама…
Ведь каким бы чудовищем она ни была по общечеловеческим принципам, для них, для этих крошек, мама всё равно остаётся самым родным на свете человеком.
Костя видел меня в разных эмоциональных состояниях за эти два месяца: от абсолютной веры в то, что у меня всё получится, до совершенно сломленного состояния, когда что-то в процессе пошло не так, и я решила, что я проиграла.
В вечер, когда я почувствовала себя сломленной и убитой, я забралась в душ, пытаясь успокоиться под потоками воды. День с утра вышел паршивым, а когда я узнала, что отчим пытается обелить себя путём очернения меня, то день стал ещё хуже. А в конце, будто специально, в приюте, где содержится Катя, один из специалистов, словно между делом, сказал мне, что какая-то семья заинтересовалась ею и готова взять в семью, если у меня что-то не выйдет с установлением опеки.
Сказал он это из лучших побуждений, очевидно, для того, чтобы я не волновалась о том, что Катя попадёт к плохим людям.
Но его слова возымели для меня обратный эффект.
Это меня добило так сильно, что, едва приехав домой к Косте, я сразу пошла в душ, надеясь успокоить себя под потоком горячей воды, пока Костя не вернулся с работы.
Опираясь ладонями о стены душевой, я пыталась найти в себе ресурсы для того, чтобы погасить эту непонятную мне истерику. Подставляла лицо струям воды и мысленно ругала себя за слабость.
Мало ли кто и что сказал. По закону я обладаю преимущественным правом быть опекуном своей сестры. Я настолько изучила все эти законы, что уже могу давать консультации, но чужие слова, являющиеся не больше, чем слухами, надломили мою уверенность.
— Алён? — услышала я Костин голос за дверью ванной комнаты. Даже находясь под потоком воды, поспешила отереть щеки от слёз. — Ты там уже долго. Всё хорошо?
Выходит, я даже не услышала, когда он пришёл.
Я открыла рот, чтобы соврать о том, что у меня всё хорошо и я скоро выйду, но не смогла. Голос не слушался.
Кому ещё могу честно рассказать о том, что у меня болит, если не Косте? Кому ещё я могу показать свои слёзы, если не ему? В конце концов, с кем ещё могу быть до конца честное, если не с ним?
Я зажмурила глаза и, не дав себе возможности передумать, громко и открыто сказала:
— Нет.
— Я зайду? — тут же вопросил Костя. В его голосе слышалось беспокойство.
— Угу, — выдохнула я, кивнув.
Дверь в ванную я не закрыла. Думала, успею до прихода Кости оставить всю истерику здесь, в душевой.
Когда он зашёл, я не стала прятаться и прикрываться. Так и осталась упираться ладонями в стеклянную стену. Лишь повернула голову в сторону Кости, когда он сдвинул дверцу душевой в сторону.
— Что с тобой, Алён? — спросил он, и я коротко пересказала ему случившееся. — Это всё не больше, чем чья-то осторожность. Забей. И из-за этого ты так расстроилась?
ebooksa