Сахар на обветренных губах

22
18
20
22
24
26
28
30

Я тоже выбралась из постели. Конечно, не так ловко, как сестра, но послушно последовала за ней в кухню, откуда слышались родительские голоса.

Стоило им нас увидеть, как они оба замолчали. Мама предпочла с серьёзным видом тут же уставиться в сковороду, где жарила яичницу, а отчим, сидящий на табуретке, как-то растерянно оглядел меня с ног до головы. Сосредоточил внимание на руке, где я демонстративно поправила бинт, и опустил взгляд в пол под расставленными ногами.

— Больше, чтобы Алёну не обижал. Понял, папа? — Катя пригрозила ему тонким пальчиком. В ответ он лишь неопределенно кивнул и попытался изобразить щекотку, на которую Катя лишь одёрнулась от отца и вновь вернулась ко мне.

Интересно, как много и что именно помнит отчим о том, что произошло ночью?

— А ты чё сел, Борь? — вдруг напала мама на него. — Тебе особое приглашение надо? Или хочешь, чтобы Алёнка надрывалась? Хлеба нарежь, чай налей… Мы всё делать должны? А ты, Алёнка, сядь. Тебе лучше пока не напрягаться, — мама что-то странное отыграла мимикой. Я поняла лишь то, что сейчас мне лучше ей подыгрывать.

Поэтому я просто села на одну из свободных табуреток, и, что странно, отчим начал молча и послушно делать всё то, что велела мама.

Нисколько не пререкаясь, он нарезал хлеб, поставил его в хлебнице на стол и начал разливать по кружкам горячий чай.

Выглядел отчим загружено. Не скажу, что видела в его глазах стыд. Скорее, больше страх, вызванный нежеланием брать на себя ответственность за то, что было ночью. А что-то, судя по всему, из произошедшего ночью он помнил хорошо.

Когда чай был расставлен, а мама водрузила на центр стола старую поцарапанную сковороду с яичницей, отчим, сидящий напротив, вдруг обратился ко мне.

— Ты, это, Алёнка… В универ пока не ходи, — сказал он, ни разу не посмотрев в мою сторону. Только в сковородку между нами.

— Почему? — ощетинилась я. — Чтобы ты потом мог мне с чистой совестью напомнить, за что ты платишь?

— Посидишь с недельку дома. Ничего страшного, — бросил он нервно. — Заживёт всё… — кивнул он на перебинтованную руку и неуверенно коснулся своего бока. — … потом пойдёшь. Никуда твоя учёба не денется. Я предупрежу в деканате. Поешь и иди дальше спи. Хоть до вечера.

— Я пойду на учёбу. И сегодня, и завтра, и всю неделю. В универе, хотя бы, безопаснее, чем здесь, — бросила я со стальной интонацией и вышла из-за стола. — Спасибо за завтрак. Мне пора собираться.

Едва я успела войти в свою комнату и открыть шкаф, чтобы переодеться, как следом за мной пришла мама. Она плотно закрыла дверь, повернулась ко мне и уперла кулаки в бока. Некогда красивое лицо сейчас больше напоминало череп, обтянутый тонкой серой кожей с синяками в разных стадиях заживления.

— Ты опять свой поганый язык за зубами не держишь? — мама говорила негромко. Наверное, для того, чтобы её могла слышать только я. Хотя, на её перекошенном от гнева лице и без слов всё было понятно написано. — Видишь же, что он пытается загладить вину, старается, как лучше…

— Старается?! — злая усмешка сорвалась с моих губ. — Задницу свою он прикрыть старается. Хочет закрыть меня дома, чтобы никто не увидел или я не растрепала о том, что он вчера сделал.

Я вытянула с полки свободные джинсы, футболку и толстовку. Не обращая внимание на маму, переоделась из домашнего в выбранную одежду. А потом вспомнила про шею и ещё не прошедшие синяки на ней, и вместо футболки снова влезла в раздражающую водолазку. Тугой белый воротник буквально душил, но я уже привыкла терпеть.

Черная толстовка поверх водолазки, пучок резинкой-пружинкой на макушке. Руку начало саднить. Скорее всего, я сдвинула повязку узким рукавом водолазки. Пофиг. Поправлю позже. В подъезде или в туалете универа. Сейчас у меня не было никакого желания задерживаться в квартире хоть на минуту.

Снова проигнорировав маму, я обошла её стороной и зашла в наш туалет, чтобы почистить зубы и умыть лицо. На всё это я потратила не больше минуты.

Вернулась в комнату и обнаружила маму, стоящей на том же месте, где я её оставила. Она уже не упирала кулаки в бока, но не менее угрожающе стояла со скрещенными на груди руками. Пристальным взглядом следила за тем, как я закинула в рюкзак тетради и ручки. Нарочито поморщилась от запаха туалетной воды, пару пшиков которой я нанесла на себя.