Узнай меня

— Конечно, — всхлипнула я, поняв, что мой старый друг не сломался.

— Тогда всё заебца. Садись пока, дожевывай, да прощайся со старым пердуном. Засиделись мы в гостях с тобой.

— Держись только, — шепнула я, напоследок пожав плечо Штыря и снова вернулась за стол напротив Луневича.

Намечалась гребаная русская рулетка.

— Вижу, второй подарок пришёлся тебе по вкусу, дочка? — ехидно подметил отец и едва заметным перебором пальцев подозвал парней, которые встали за спинами Колчина и Штыря и нацелили в их затылки пистолеты. — Теперь ты будешь более сговорчива?

— Думаешь, если убьёшь кого-то из них, то я охотнее соглашусь хлебнуть ту грязь, в которую ты меня хочешь посадить и лягу под любого, на кого ты укажешь пальцем? — сузила я глаза, глядя в мерзкое лицо напротив. Его сальная улыбочка хозяина этого сраного мира из черного мрамора уже начала раздражать.

— Обсудим подарки, дорогая, — отец подхватил бокал красного вина и слегка взболтал его перед тем, как сделать глоток. — Штыря ты знаешь. Я думал, он сдох семь лет назад, а он, оказывается, дочку мою воспитывал всё это время. Возможно, в благодарность за это я сохраню ему жизнь. А может и нет. Но что ты знаешь о нем? — указал он на Мишу, который уже пришёл в себя и с каменным лицом смотрел прямо перед собой куда-то поверх головы Штыря.

— Я должна о нем что-то знать? — повела я бровью. — Я с ним трахалась, а не светские беседы вела.

— Обидно, доченька. Очень обидно знать, что ты трахалась с дерьмом, смысл которого остался только в том, чтобы убить меня. Отомстить мне за смерть своего сопляка, который плакал как сучка, когда, стоя на коленях, просил его не убивать. Забавно было… — его губ коснулась улыбка, будто он действительно вспомнил что-то забавное и смешное.

Колчин не оставил это без внимания. Ринувшись с места, он с руками, связанными за спиной, опрокинув стул, побежал прямо на Луневича с душераздирающими воплями боли и потери. Готова поклясться, что он вгрызся бы моему отцу в глотку, если бы его не скрутили два охранника и не вернули обратно на стул.

— Мразь! Я убью тебя! Ты сдохнешь, сука! — кричал Колчин, пока двое держали его, надавливая на плечи, а третий целился в его голову и только ждал команды для выстрела.

Сердце обливалось кровью. Слёзы подступили к глазам. Желание разбить тарелку и перерезать острым краем глотку Луневича практически затопило здравый смысл.

— Именно поэтому я всегда хотел сына, — продолжил тем времен отец, который брезгливо оттирал с лица салфеткой слюни Колчина, которыми тот щедро в него плюнул. — Сына, хотя бы, никто не трахнет.

Едкий смешок, который издал Штырь, заполнил зал.

— Зная тебя, пидора, я бы так уверен не был, — изрек мой старый друг, на что получил ненавидящий взгляд моего отца и взведенный курок у своего затылка.

— Пора бы уже прийти, дочка, к некоторому консенсусу. Твои друзья, наверное, уже утомились? Не считаешь, что их нужно отпустить? А вот куда, это решаешь только ты, — светлые глаза его буквально жрали мою тень. — Тляшев и его завод или сегодня перед сном ты смотришь чудесное представление, в главной роли в котором смерть твоих туповатых дружков?

По телу прокатилась холодная дрожь. На плечи тяжелыми осколками упало небо. Да он, блять, издевается?!

— О! Креветки! — радостно, почти по-детски, вдруг завопил Штырь. — Те еще мрази, если честно. Чистишь эту паскуду, весь до локтей в масле для жарки. Думаешь, сейчас вкусишь охуительный деликатес к пивку, а там ублюдский кривой червяк на зубок. Ну не наебалово ли?

Ну, Штырь! Ну, сукин сын!

Тяжесть в одно мгновение упала с плеч.