Мои дни продолжались в том же духе.
Я заметила, что он преследует меня повсюду. Иногда он громко выкрикивал мое имя в коридорах, привлекая ко мне всеобщее внимание. В других случаях он намеренно натыкался на меня в классе или в столовой. Я часто ловила его на том, что он ничего не делает, а молча следует за мной. Он знал, что меня это раздражает, и делал это нарочно. Он. Раздражает. Меня.
Неделю назад я была совершенно невидимой для Мэддокса Коултера.
Теперь я была в центре его внимания.
Сделка нарушилась, когда он взломал мой шкафчик и украл мою запасную рубашку. Он даже оставил записку:
На самом деле нет, это было не самое худшее.
Хуже всего было, когда он решил разыграть сцену из «Ромео и Джульетты» в столовой…
Он был Ромео, стоящим на столе и громко признававшимся в своей бессмертной любви Джульетте на весь зал.
Кем была Джульетта?
Ох я…
Он драматизировал и чрезмерно преувеличивал свое выступление только по одной причине: чтобы смутить меня.
Все смотрели… хихикали… смеялись, пока Райли и я не были вынуждены покинуть столовую; нам пришлось обедать под лестницей. Я ненавидела прятаться, я ненавидела внимание, а Райли… она вот-вот взорвется.
Мэддокс ждал реакции, он подстрекал меня… толкал и толкал, ожидая, когда я сорвусь, как я сделала это в кофейне. Но я поклялась, что не буду играть в его глупые игры.
В конце концов он остановится, убедила я себя. Я ему скоро наскучу, сказала я себе. Я снова ошиблась.
В четверг, через неделю после того, как я разобралась с его глупостями, Мэддокс все еще не сдавался.
— Ой-ой. Он здесь. Может быть, нам следует бежать за ним прямо сейчас. — Райли встала, взяв с собой поднос с обедом.
— Садись, — прошипела я. — Мы не убегаем. Мы собираемся пообедать и проигнорируем его.
— Он идет к нам, — сообщила она, качая головой. — О, черт возьми, мы снова опозоримся.
Моя спина выпрямилась, и я приготовилась к тому, что грядет. Я кивнула Райли, давая ей понять, что все в порядке. Ее брови нахмурились, прежде чем она бросила жесткий взгляд на того, кто стоял позади меня.