Не плачь. Не смей плакать.
Я дышала через нос, страх медленно отступал, и я запирала его в клетке. Боль и вкус медной крови исчезли, и ко мне вернулись чувства.
Просто сон, сказала я себе.
Вот только…
Мои глаза закрылись, и я сглотнула непролитые слезы. Я сделала так, как меня научил мой терапевт, — считать в обратном порядке от десяти и дышать. Так я и сделала, и при этом я заперла воспоминания.
Как только мое учащенное сердцебиение снова успокоилось до успокаивающего ритма, я встала с кровати и приступила к утренней рутине.
Расчесывая волосы, мой взгляд упал на фоторамку на тумбочке. Моя фотография в день моего тринадцатилетия. Я стояла посередине, родители по обе стороны от меня. Мы смеялись; наши лица испачканы глазурью.
Мои губы дернулись при воспоминании, призрачная улыбка, когда я вспомнила время, проведенное вместе.
Я положила расческу рядом с маленькой рамкой. Мои пальцы скользнули по картинке, лаская их лица.
— Я скучаю по вам, — прошептала я им. — Но я в порядке. Я обещаю вам. Я в порядке.
Они продолжали улыбаться мне в ответ.
— Лила! — Голос моей бабушки прервал момент. — Завтрак готов.
— Иду!
Я схватила сумку и вышла из комнаты. Свен Уилсон, бывший военный, а ныне отставной ветеран, мой дорогой дедушка сидел за завтраком. С газетой в руке и бабушкой Молли, готовящей нам блины, это было обычное утро.
— Доброе утро, — поприветствовала я их с улыбкой.
— Садись, ешь. Ты опоздаешь.
— Она в порядке. Лила редко опаздывает на уроки, — сказал дедушка. Он подмигнул, прежде чем сделать глоток чая.
Я подмигнула в ответ, потому что знала, что он меня поддерживает. Всегда.
Бабушка протянула мне тарелку и похлопала по щеке.
— Как школа, милая? Ты отсиживалась в своей спальне или библиотеке. У нас не было времени поговорить.