— Он извинился, — мягко призналась Райли.
— Перед тем, как я ушла, он прошептал, что сожалеет.
Я не знала, что сказать. Колтон и Мэддокс были сделаны из одной ткани. Оба были придурками, и оба были мудаками. Было почти невозможно представить, что Колтон делает что-то столь милое, как обнимает и извиняется перед Райли.
— Не все мальчики — Джаспер, — повторила я.
Она кивнула, ее глаза остекленели от непролитых слез. Райли всегда была такой веселой, такой полной жизни. Конфликтное выражение ее лица разорвало мое сердце на части.
— Это делает меня плохим человеком? Он мне не нравится. Я хочу Грейсона.
— Нет, это не делает тебя плохим человеком. Как ты сказала, это был адреналин и спонтанно. Бывает такое, и никто не имеет права тебя осуждать. Если Колтон обнял тебя и извинился, то я не думаю, что он станет распространять слухи о тебе. Я думаю, он не такой.
Произнося эти слова, я пришла к шокирующему осознанию.
Мэддокс и его приятели были одним большим пакетом придурковатости. Они были придурками, они постоянно играли с сердцами девушек, и все, что их волновало, — это секс, секс и еще раз секс. Но я никогда не видела, чтобы они распускали глупые слухи о других студентах. Конечно, они раздражали, но они никогда не делали ничего, чтобы испортить чью-то репутацию. Не так, как Джаспер поступил с Райли.
Я думаю… это была одна хорошая черта Мэддокса и его друзей.
Утром в понедельник страхи Райли развеялись, когда мы вошли в ворота Беркшира, и все было нормально, как и в любой другой день. Оказалось, что Колтон не распространял никаких слухов, и я могла сказать, что Райли наконец-то смогла дышать спокойнее. Она вернулась к своему улыбающемуся «я» ровно через две секунды.
Мы разошлись по своим классам, и день продолжился без драмы.
За исключением… поскольку Мэддокс постоянно присутствовал в моей жизни, у меня было всего три часа тишины и покоя, пока не пришло время обеда.
Коридоры были пусты, когда я вышла из кабинета миссис Каллауэй, моей учительницы химии. Наша встреча затянулась дольше, чем ожидалось, и все уже были в столовой, так как обед уже был в середине.
Я направилась к своему шкафчику, чтобы положить свои учебники, но остановилась как вкопанная, когда заметила, кто там стоит. Мэддокс прислонился к моему шкафчику, выглядя так, будто он принадлежит ему. Он был везде, куда бы я ни пошла, куда бы я ни хотела пойти — он был там. Постоянная заноза в моей заднице.
Я начинала верить, что от Мэддокса Коултера невозможно убежать, как только он тебя одолеет. И это было именно то, что он сделал со мной. Он поместил меня на свой радар, а потом поставил шах и мат, я стала его невольным призом. Сколько бы я ни боролась и ни отталкивала его, он был рядом, тянул меня так же сильно и отталкивал еще сильнее. Это был бесконечный цикл, и это начинало утомлять.
Вздохнув, я пошла вперед. Подойдя поближе, я заметила, что у него между губами была зубочистка, его грязные светлые локоны были взлохмачены и распущены вместо мужского пучка, а его беркширского пальто не было. Его белая рубашка была расстегнута, а галстук свободно болтался на шее.
Он выглядел несовершенным холстом, испорченным и диким. Но, как и от любого произведения искусства, от него невозможно было оторвать глаз.
Я впервые видела его таким. Его благочестивая внешность сменилась чем-то несовершенным и… человечным.
— Чего тебе? — спросила я, останавливаясь рядом с ним.