– Зовут тебя как, кузнецова жена?
– Без надобности тебе имя мое. – Она хлопнула жалобно скрипнувшей дверью перед его носом.
Вечером Григорий вернулся в избу куда раньше обычного. Взбудораженный, веселый, он хвалился:
– Строганов нанял меня. Оружие, подковы у его людишек, телеги… Работы тьма!
– Какой еще Строганов? Откуда он в наших краях взялся?
– Так в нескольких верстах, под Солью Камской, их городок. Нанял меня Степан, младший сын Максимов.
– Почему же тебя наняли? Город ближе, мастеровых больше.
– Да кто же его знает! Зашел в кузню, посмотрел на работу мою. Понравилось, видно.
– Сегодня он в кузницу приходил?
– Да, с Гермогеном дела у него какие-то. Аксиньяаа!
– Да что ж ты радостный такой?
– А ты не понимаешь? Такую деньгу хорошую мне обещали, женушка! Заживем! Избу расстроим, одежи новой купим, скотины возьмем, девку тебе в помощь! – возбужденно блестя черными глазами, обещал муж.
Аксинья молчала. Дурное предчувствие сжимало сердце стылой волной. Но Григорию она ничего не сказала. Не поверит, будет только хуже.
Строгановы, ходившие в любимчиках у Бориса Годунова, были не в почете у Дмитрия – не понравилось ему, что владеют они обширными угодьями, новые земли присоединяют при потворстве воевод пермских.
Перед Шуйским, новым царем, Строгановы решили выслужиться. В небольшом шумном становище под Солью Камской готовили обоз с припасами, оружием. Как встанет лед, укатается санная дорога, так строгановские люди отправятся в Москву.
Аксинья теперь нечасто видела своего мужа. Дневал и ночевал он в строгановском лагере. Не желал терять ни минуты драгоценного времени, оплачиваемого нежадным заказчиком по высокой цене.
В один из тех дней, когда в воздухе уже пахло осенью, Степан нагрянул в Еловую. Постучал в знакомую избу. Аксинья наливала важному гостю пенистый напиток, а руки тряслись.
Понятно было, что Степан тщеславный малый. Бабское нутро сразу чуяло в нем погибель. «Не одну девку ты попортил, дружок, ишь как рыщешь глазами», – думала Аксинья.
– Тоскуешь одна, без мужа-то? – оторвавшись от кувшина, Степан смотрел на Аксинью.
– Жажду утолил? – Она оправила убрус, спрятала выбившуюся прядь. – Дел у меня много, некогда с тобой лясы точить.