Наконец, маска Безумия бесследно исчезла. Почувствовав блаженное спокойствие, я отбросил все страхи и перестал бояться, что она вновь появится из ниоткуда и, как только я повернусь спиной, овладеет мною во второй раз. Поэтому я медленно зашагал по темному коридору, а затем пересек порог между измерениями. Когда я проник в озаренную ярким солнцем кухню семейства Армандов, меня ослепил яркий утренний свет, отражающийся от поверхности захламленного обеденного стола.
Не сводя глаз с очаровательного букета цветов, я ослабил узел галстука, который туго сжимал мое горло, а затем расстегнул пуговицы жилета, принадлежащего Доблести.
Незаметно ко мне подкралось чувство тревоги, призывая остановиться. Однако, как и в прошлый раз, не в силах противостоять своей темной стороне, я покусился на один из цветков и, сорвав его, приготовился сделать то, что должен был. То, о чем говорил медиум. Но, вдруг услышав из подвала зловещий щелчок, сопровождающийся противным скрипом открывающейся двери, я застыл.
– Сможем ли мы когда-нибудь об этом забыть? – заговорил жуткий голос.
Я обернулся и увидел, как на фоне темного подвала, в дверях стояла кроваво-алая фигура.
– Ты имеешь в виду ее голос? – спросил я. Однако, пока нас разделяла невидимая черта между мирами, говорить с ним было безопасно.
– Ее руки, – поправил меня Гнев. – Своими руками она обнимала нас так, будто для нее мы были гораздо важнее, чем на самом деле.
– Чем когда-либо могли быть, – сказал я, исправляя ошибку.
– Именно, – его спокойствие меня поразило.
– Ты так сильно хочешь, чтобы она была рядом, – прошептал я. – Настолько сильно, что готов удерживать ее силой? Против собственной воли?
– Я пытался тебе сказать.
– Ты хотел меня обмануть.
На этот раз его костлявое лицо выглядело настолько же опечаленным, насколько и яростным.
– Так заставь меня уйти, – сказал он. – Заставь уйти нас всех. Если сможешь, конечно.
– А я решил, что вы пришли сюда затем, чтобы отговорить меня, – с горечью в голосе произнес я.
– Мы согласны с тем, что она должна вернуться, – ответил Гнев. – Теперь, когда у тебя совсем не осталось надежды, ты пытаешься использовать свой последний козырь. То есть, ее. Поэтому я прекрасно понимаю, что ты сделаешь дальше. В отличие от тебя, я не возлагаю ложных надежд на Доблесть. Как и на другие маски, которые не могут тебе помочь. Что уж говорить, ты и сам бессилен.
Говорил ли он правду? Или в очередной раз пытался вовлечь меня в новый заговор? В любом случае, это не имело значения. Гнев был абсолютно прав. У меня не было другого выхода.
Я молча уселся на стул Армандов и, аккуратно удерживая розу в черной перчатке, до конца расстегнул белую рубашку Доблести.
Слева, где когда-то билось мое сердце, как ни в чем не бывало вырисовывалась жуткая прорезь, оставленная египетским жрецом в ту злополучную ночь. Без рельефных мышц, сухожилий и крупных органов, которые могли бы мне помешать, легким движением кисти я вставил розу в искривленное отверстие своей груди.