Сердце призрака

– О Лукасе? – Рукой я указала на эркер, окутанный тьмой.

– Ему нельзя возвращаться, – сказал Эрик. Однако я услышала лишь половину, потому что за день появилось слишком много новой информации, которую нужно обдумать.

– То есть ты не просто часть сна… не так ли? – я до сих пор не понимала, хотелось ли мне, чтобы он был настоящим. Может, и нет, если бы вторая версия легенды, в которой Эрик убил свою семью, оказалась правдой.

– Я уже говорил, что это не сон, – подтвердил он. Его угрюмое выражение лица… Неужели все и правда из-за Лукаса?

– А еще ты сказал, чтобы я покинула дом, – я скрестила руки.

– Предложение еще в силе, – последовал едкий ответ от Эрика. – На этот раз все серьезно. Пригласив в мое поместье того парня, ты обрекла нас на ужасный конец.

Дюжина вопросов чуть не сорвалась с моих губ. Однако все по порядку.

– Так ты нас подслушивал? – поинтересовалась я. – Ты слышал, что Лукас рассказал нам за обедом?

– Я не убивал свою семью, если ты об этом, – дрожь в его голосе аккуратно замаскировалась под пылкий нрав. Его наполненные болью и ненавистью глаза с укором смотрели на меня, пока, наконец, не выбрали другой предмет для наблюдения. – Хотя я был… виноват в их смерти.

Ну, это еще ни о чем не говорит.

Однако если добавить немного конкретики…

– А что насчет всего остального? – спросила я, прекрасно понимая, что он все-таки нас подслушивал. – Что ты скажешь о проклятии?

– Я уже говорил, что проклятье существует, – ответил он.

– Точно, – произнесла я, осматриваясь вокруг в полном восторге от изысканного интерьера. – Но ты не сказал, что это за проклятье. Вместо тебя это сделал Лукас.

– Он ничего об этом не знает, – отрывисто произнес Эрик, хотя мое внимание давно было приковано к пианино.

Излучающий волшебное сияние величественный инструмент, окрашенный в классический черный цвет, занимал тот же темный угол, что и в нашей гостиной. Это изобретение поразило меня своей необычайной красотой, от которой у нашей мамы тоже перехватило бы дыхание.

Я подошла к нему, и мой силуэт уже вырисовывался на его блестящей отполированной поверхности.

Ни одной пожелтевшей или сломанной клавиши. Они были такими же ослепительно-белыми, как и лилии на могиле мамы.

Не в силах сдержаться, я уселась на скамью. И вот я снова здесь, заперта в своих воспоминаниях.

Кончиками пальцев я касаюсь клавиш, а мои руки помнят все движения, которым научила меня мама, и повторяют их, словно пытаясь вернуть ее назад.