И ничего, что Куси дома нет. Я ведь тоже не в шубе родилась.
Люка посмотрел на меня и губы скривил — ну, ну, неужели не боишься? Хотелось сказать ему, что после жизни в домике Жажи я так по местной фене ботала, что за мной записывали, боясь растерять жемчужины местного блатного слэнга. А он тут двери прикрыть боится, мой юный аристократический друг.
Двери он закрыл. Вот только присесть я не предложила. Стояла, смотрела на него, даже ухом повернулась — говори давай, гость дорогой, и иди уже куда шёл. И.о. герцога мялся у двери, делая вид, что это обычное дело, и вот так встречать гостей — норма, и он ни разу не тушуется.
— Экси-стю, — выдавил он наконец и поднял глаза. Оказалось, что они у него непослушные — смотрел Люка не на меня, а куда-то вглубь кухни, мне за спину. — Наш дом, дом герцога Орбэ, опозорен.
Я глаза закатила, а потом и рукой прикрылась — опять двадцать пять! Да не позорила я вас, не имела ни малейшего намерения.
— Герцог — защитник прежде всего, — с трудом давил из себя гость, который был действительно хуже татарина — незваный, да ещё и продолжающий оскорблять. — А я… я не только не защитил тебя…
Что? Я даже выглянула из-за руки. Он не ударился часом? Не заговаривается? Да нет, стоит вот, глазами по сторонам водит, руки сцепил крепко, губы измял все. Так. Не поняла сейчас.
— Ты спасла моего брата. Мать предложила тебе от его имени…
— Да? — мне было смешно, но я мужественно давила ироничную ухмылку. А этот… как бэ герцог мялся дальше:
— …предложила помолвку. Я не знал. Накинулся…
— Да, накинулся, — подтвердила я. — И что?
Он перевёл дух и поднял на меня тяжёлый взгляд.
— Хочу принести свои извинения.
— Приноси, — разрешила я, придвинула ногой стул, уселась с комфортом, сцепила на колене руки.
— Так нельзя, — глянул он волком.
— Ой, я вас умоляю, — протянула я с той сбивающей ног насмешкой, с какой наша математичка уличала во лжи двоечников и прогульщиков. — А как можно?
— Я сделал это в своем доме, прилюдно. Так же должен и искупить оскорбление. Приглашаю вас прибыть в замок Орбэ.
— Ой, ой, ой! — я театрально взялась за сердце. — Я сейчас расплачусь.
Встала, поставила чайник греться и повернулась к гостю.
— Никуда я не прибуду. Понял? Можешь прямо сейчас искупить что там у тебя ещё осталось, и иди отсюда.