- Убери руки! – холодно командует работорговец и велит служанке: - Приступай!
Всю процедуру, пока неприветливые руки наносят и втирают мазь, а потом закутывают меня в лечебную простыню, Али стоит и молча смотрит.
Я кусаю губы, чтобы не начать кричать или плакать от стыда и злости, и не отрываясь смотрю на его красивое лицо.
Яркие голубые глаза, спокойно изучающие мое тело. Светлые, собранные в низкий хвост волосы. Четкие стрелы темных бровей и ресниц. Прямой нос, твердый подбородок, широкие плечи... Он красив, словно скандинавский бог из мифов. И, очевидно, так же жесток и равнодушен ко всему, кроме своих желаний.
Когда служанка, собрав свои склянки, с поклоном выскальзывает за ширму, Али произносит:
- Привыкай к мужским взглядам, Федерика. Не знаю, как ты жила раньше, но теперь они станут частью твоей жизни. Очень большой частью, если только тебя не купит кто-то лично для себя.
- Что ты планируешь со мной сделать? И что значит «лично для себя»? – решаюсь спросить.
- Что сделать? – Али недоуменно приподнимает бровь. – Продать тому, кто даст за тебя больше, конечно. Выгоднее будет отдать тебя в дорогой бордель, или дом развлечений. Но если найдется желающий купить тебя для личного удовольствия и предложит хорошую цену, то могу согласиться на сделку.
- Ты уверен, что меня захотят купить дорого?
- Почему нет? – Али усмехается . – Когда сойдут твои синяки будет виднее, но и сейчас ясно, что ты красива. Думаю, если привести тебя в порядок, то можно выставить на закрытый аукцион, где продается лучший товар для самых богатых и уважаемых мужчин королевства.
- Возможно, тебя купят для королевского ложа. Хотя даже я не могу пожелать тебе такой участи, - добавляет он и умолкает, глядя на меня со странной полуулыбкой, в которой машаются равнодушие, жестокость и горечь.
Облизнув пересохшие губы, я решаюсь на еще один вопрос.
- Скажи, а инквизиторы принимают участие в таких аукционах?
- Инквизиторы? – щека Али дергается. - Нет, инквизиторам не по чину посещать такие заведения. Они находят удовольствие в другом и в других местах. Так что, даже не надейся, девочка.
- Оставь надежду всяк сюда входящий? - шепчу я, радуясь, что мое лицо блестит под толстым слоем крема, и на нем не видно текущих по щекам слез.
Не отвечая, Али лезет в карман черных брюк, заправленных в высокие сапоги. Вынимает короткую цепочку с прикрепленным к ней резным листиком из голубоватого металла.
- Это было зашито в твоем платье, Федерика. Что это?
Я пожимаю плечами:
- Я не помню ничего до момента, как очнулась на дне телеги, везущей меня к тебе.
- Но ты помнишь свое имя, – Али прищуривается, буравя мое лицо глазами. - Может тогда имя своего рода вспомнишь?