Сердце начинает колотиться просто от того, что я слышу ее имя.
— И?
— Она переехала.
Я на секунду закрываю глаза. Реальность постепенно начинает укладываться у меня в голове. Моя жена уехала. Иногда у меня в башке такой дурдом, что кажется, будто это она меня бросила. Я словно мысленно вычеркнул из череды событий тот факт, что это я съехал с катушек и бросил ее. Каждый раз, когда слушаю ее сообщения и читаю смс, сердце пропускает удар. Я провожу часы в зале, вымещая зло на боксерской груше, представляя, что избиваю самого себя. Какого хрена я натворил?! Почему эта идиотка, доктор Холлистер, не надавала мне по башке и не вбила в нее хоть крупицу разума? Неужели она не видела, что я окончательно свихнулся? Почему я не посадил Азию рядом и не заставил ее просто поговорить?
— Хорошо. От жизни в гостевом домике у Ба я растолстел. Она меня закармливает.
Я, конечно же, не скажу бабушке, но ее капкейки не идут ни в какое сравнение с пирожными Азии. И никакое мыло тоже. И лосьоны. И смузи. А смотреть на других женщин я вообще не могу. И на кошек тоже. Я теперь ненавижу кошек.
— Тебя отвезти домой или сам доедешь? Как самочувствие?
— Думаю, справлюсь. Она сказала, куда переехала? — интересуюсь я как бы между делом.
Мысль о том, что я не знаю, где она, невыносима. Где она спит. Где Пикси. Как бы я хотел закрыть глаза и, когда открою, снова оказаться рядом с ними.
— Она сказала, что нашла таунхаус.
— Не сказала, где именно?
— Тэл? Если тебе не все равно, почему бы не позвонить ей? Она сама тебе расскажет.
— Не… — закусываю губу я. — Ей так будет лучше.
— Ты знаешь, что я об этом думаю. И мне не показалось, что ей лучше. Она спрашивала, как ты себя чувствуешь.
— Что ты ей сказал?
— Сказал, что ты гребаный упрямый придурок.
— Сам ты гребаный придурок.
— Сказал, что у тебя все в порядке. Доволен?
— Нет, но я не хочу, чтобы она обо мне вспоминала.
— Чувак, мне кажется, вспоминать о ком-то и любить кого-то — совершенно разные вещи.