Тэлон

— Тэл, — вздыхает брат и качает головой. — Не самый лучший поступок, бро.

— Знаю. Поверь мне, знаю. Она написала, что никогда бы не вышла за меня, и что я разбивал ей сердце миллионы раз, и как сильно я изменился с тех пор, как схватил Меньера. Еще она упомянула парня — имя не написала, только первую букву — и что в замешательстве насчет него. Я практически уверен, что это ее бывший, который пытался снова с ней замутить. И в тот же день я видел ее с другим мужчиной. Она об этом не знает, но у меня тогда совсем снесло крышу. Я не могу думать ни о чем другом. Мне кажется, у нас все равно ничего не получилось бы, Аш. Я не тот, кто ей нужен, вот и все.

— То, что ты говоришь, совсем не похоже на Азию. Не могла она такое сделать или сказать.

— Знаю. Поэтому я сам был в таком шоке, слишком неожиданно все оказалось.

Он какое-то время молчит, глядя в окно на проносящийся мимо однообразный пейзаж, а потом снова начинает говорить:

— Дневник Эмбер последние пять лет лежит на ее прикроватном столике. Она писала в нем каждый день. Вообще-то, у нее их несколько, потому что вести дневник она начала, когда ей было лет шестнадцать, а я тогда начал делать их для нее на заказ — с настоящим замочком и ключиком. Они ей очень нравились.

— Да, я помню. Это было очень классно. Пергаментная бумага, кожаный переплет — выглядело очень круто.

— Ага. Я никогда не открывал эти дневники, хотя, поверь мне, Тэл, я очень хочу. Ты не представляешь, как сильно я хочу открыть их и прочитать. Но не буду. Знаешь почему? Потому что там есть такие вещи, о которых она, скорее всего, не хотела бы мне говорить. Мысли, которые я не понял бы. Чувства, которые она испытывала, когда писала, но которые позже прошли и забылись. Если бы я прочитал последний дневник, у меня возникла бы масса вопросов, а Эмбер нет рядом, чтобы на них ответить. Я не могу так поступить прежде всего с самим собой. Если бы она хотела, чтобы я знал, о чем она написала, то рассказала бы сама. Поэтому я могу только оставить эту историю в покое и надеяться, что в один прекрасный день она сможет рассказать обо всем, что случилось. Было бы нечестно прочитать и дальше строить предположения о ее переживаниях, ее самых личных эмоциях и чувствах. Это практически воровство.

— Аш, прости, конечно, но то, о чем ты говоришь — совсем другое.

— Ничего подобного, — с улыбкой отметает он мои возражения. — Я думаю, ты принял решение, основываясь на целой куче ничем не обоснованных предположений, и действовал под влиянием эмоций, гнева. А предпринимать что-то, тем более серьезные шаги, в такой ситуации нельзя ни в коем случае. Тебе это не свойственно в принципе. И именно это беспокоит меня больше всего.

Я только пожимаю плечами. Меня самого это беспокоит.

— Не уверен. Я точно, мать его, знаю, что прочитал и что видел. И я видел ее с другим мужчиной. Она встречалась с ним у меня за спиной. Этого я забыть не могу.

— Почему нельзя было просто спросить у нее самой?

— Может, и можно было. Думаю, мне просто не хотелось выслушивать вранье, или что она решила уйти от меня. Я чувствовал себя плохо, вообще был не в себе и так злился, что просто хотел, чтобы все закончилось, и чтобы меня оставили в покое.

— Может быть, попытаешься поговорить с ней? Послушаешь, что она скажет? Разберетесь во всем вместе.

— Боюсь, сейчас уже все зашло слишком далеко, — возражаю я. — Я наворотил слишком много дел. Поверь мне, то, как я поступил — ее самый кошмарный сон, только наяву.

Сердце у меня сжимается, и в груди ноет: так бывает всякий раз, когда я думаю об Азии.

— Как скажешь. Просто идея. — Ашер приободряюще похлопывает меня по спине. — Хотя я считаю, что ты совершаешь огромную ошибку. Она тебя любит. В этом никто не сомневается.

— Что сделано, то сделано. Я вырыл уже слишком глубокую яму. Не выберешься.

Ашер явно со мной не согласен и снова улыбается, поджав губы.