Сшитое сердце

Со временем ореол света, окружавший ее по ночам, потускнел, но я помню слабое свечение. Темнота вокруг нее никогда не бывала полной. И еще я никогда не видела ее голой, после вечерних посиделок ее всегда укладывала Мартирио.

Летом Клара мылась и одевалась до того, как мы встанем, зимой – уже после того, как я уходила в школу. В дни, близкие к солнцестоянию или дождливые, случалось, что от солнца исходило слишком мало света, чтобы выманить ее из дома, и тогда она играла с подаренным ей Мартирио карманным зеркальцем. Собственное отражение ее не интересовало, я даже не уверена, что она хоть раз его заметила. Она любила свет, который ей удавалось сосредоточить в серебристом кружке и отослать на стены комнаты.

Может быть, она и Пьера не разглядела, а только его золотые пуговицы.

Они встретили ее за поворотом ведущей к плацдарму дороги – безупречным золотым строем, множащим солнце. Его там было так много, что она, очарованная, забыла о своем неизменном пути на запад и дальше не пошла. Она поочередно трогала крохотные светила, и молодой офицер, покоренный лучезарным видением, не шевелился из страха, как бы оно не растаяло. Он наслаждался этим мгновением. Никогда он среди бела дня не видел так близко молодой женщины. В конце концов она подняла соломенные глаза на венчавшее все эти сверкающие кружочки красивое лицо и улыбнулась белокурому офицеру. Ободренный этой улыбкой Пьер осмелился задать ей вопрос. Она назвала ему свое имя, как делятся заклинанием, потом погладила его по голове и взяла за руку с непосредственностью, еще добавлявшей ей очарования. Он молча позволил увести его на площадь, откуда ей нравилось любоваться закатом.

Мартирио и Анхела не могли опомниться, увидев сестру рука об руку с незнакомцем. Поскольку солнце уже коснулось горизонта, а Клара не выпускала руки своего поклонника, тот проводил до дома всю троицу. Они долго шли, а Пьер все не замечал, что наша сестра уснула. Он и отнес в дом наш маленький светоч, когда Клара рухнула на пороге красной пустыни.

Двор наш показался ему очень убогим, Мартирио – очень неприветливой, а его чувство к этой уснувшей девушке – очень сильным. Ему мнилось, что он очутился в сказке, и он постарался припомнить сказки, что читала ему мать. И тогда он, приосанившись, вежливо представился Аните, затем поцеловал ей руку и откланялся.

Несколько дней спустя все мужчины нашего двора плакали: Пьер попросил руки той, вокруг которой вращались все их грезы, и ему не отказали. Мы так и не узнали, кто из них попытался принести в жертву Клару, но перед самой помолвкой кто-то поджег подол ее платья, когда она, по своему обыкновению, неподвижно стояла посреди двора, и глаза ее были полны солнца. Невероятной силы порыв юго-восточного ветра внезапно принес из пустыни столько песка, что лучезарная девушка вообще ничего не заметила. Наполовину занесенные песком ноги и мелкие песчинки, прилипшие к ее лицу и рукам, придавали ей сходство с незавершенной статуей.

Порядок вещей был нарушен. Анхела и Мартирио должны были покинуть дом раньше Клары. Анхела, обручившаяся со своей черной птицей и смирившаяся со своим некрасивым лицом и слишком круглыми глазами, не расстраивалась из-за того, что она перестарок, но Мартирио восстала против этого стремительного брака неизвестно с кем. Хотя мир тех, кто носит штаны, никогда ее не привлекал, однако отнять у нее сестру означало обречь ее скитаться в потемках. Она противилась свадьбе с яростью, какой за ней прежде не знали, а поняв, что ничему помешать не сможет, что Клара от нее ускользнет, что доводы, которыми она пыталась разрушить помолвку, бессильны и только смешат старших сестер, она устроила так, чтобы встретить Пьера, когда тот шел через красную пустыню, и поговорить с ним наедине.

– Так, значит, ты женишься на идиотке, которая любит только то, что блестит? – насмешливо спросила она. – В день, когда ты расстанешься со своим костюмом и золотыми пуговицами, она от тебя отвернется. Как ты собираешься жить с дурочкой, которая засыпает, едва стемнеет?

– Я заметил странности твоей сестры в первую же нашу встречу. А что касается пуговиц – если надо, я пришью их прямо к коже, я готов на все ради того, чтобы ее удержать и чтобы затмить солнце, которое ее околдовало. Но нескольких пуговиц было бы недостаточно. Ты видела, как она на меня смотрит? Она любит меня так, как никто и никогда меня не любил. Клара не идиотка. Она – сама поэзия. Знаешь, я ведь тоже ночь терпеть не могу. Она всегда меня пугала. И мне не жаль будет, если из моей жизни исчезнут луна и звезды. Я усвою привычки жены и тоже буду вставать на рассвете, чтобы подольше любоваться ее лучистыми глазами.

– Я уже один раз умерла ради нее.

– Пока я буду жить в городе, ты сможешь, если захочешь, видеться с ней каждый день. Я не собираюсь отрывать ее от семьи.

– Ты даже по-испански не говоришь!

– Я быстро учусь. Послушай, я поговорю с тобой, как брат. Знаешь ли ты, что тоже могла бы быть красивой, что твоему лицу недостает лишь улыбки, чтобы сделаться обворожительным? Со всей этой тенью, которой ты себя окутываешь, и с твоими холодными глазами ты кажешься негативом Клары. Найди себе мужа, который любит ночь, и оставь в покое сестру!

– Я не умею улыбаться, а мои губы отравлены! – прокричала Мартирио и побежала к воротам.

Пышную свадьбу сыграли в казарме. Родственники принарядились. Хуан был в том же костюме, который надевал в день собственной свадьбы, но он так раздался, что штаны и рубашка с трудом на нем застегивались, и чувствовал себя скованно. У каждой из нас было красивое новое платье. А Клара надела один из трех своих подвенечных нарядов. Анита выбрала для младшей сестры тот, что был по погоде и больше соответствовал положению жениха. Фраскита Караско сумела угадать будущие мерки своей солнечной дочки. Анита подумала, что портниха, наверное, сшила для нее три платья, чтобы хотя бы одно из них оказалось впору.

Праздновали летним днем. Соседи не пришли, они дружно отклонили приглашение, сославшись на то, что им всем нечего надеть и что жених не их круга. На самом деле уже прошел слух, что только дьявол своим дуновением мог спасти красоту нашей сестры и что пламя, охватившее подол платья Клары в день помолвки, не должно было ее пощадить.

Все в этом собрании внушало робость: нарядные платья женщин, их огромные шляпы, электрический свет, белизна скатертей, выправка мажордомов, галуны мужчин и даже хрустальные бокалы, такие тонкие, что их едва осмеливались касаться губами – как бы не разбились. Даже в налитом в них белом вине с крохотными пузырьками, словно бьющими в ноздри, таилось некое коварство. Вино требовало, чтобы его пили благовоспитанно.

Взгляд Клары заметался: повсюду мельтешили сотни сияющих пуговиц, они вальсировали, смеялись, расстегивались. Сверкающие драгоценности женщин слепили глаза, серебрилась седина мужчин, за огромными зеркалами, оправленными в золото, стен было не разглядеть. Десятки стекол в очках и хрустальные люстры играли тысячами огней. С ума от всего этого можно было сойти! Где среди всех этих пуговиц был ее муж? Как его найти среди всего этого беспорядочного мерцания?

Наконец он направился к ней, и она узнала в его глазах свет, делавший его неповторимым.