– Ты любил ее.
Приведи Алеша домой молодую красотку и объяви, что она теперь будет жить с нами, я бы и глазом не моргнула. Работающим женам самим нужны жены, а рук в огороде всегда не хватает.
Так почему же сейчас, слушая о женщине давно минувших дней, я истекала кровью от когтистых лап метафорического чудовища?
Он засмеялся. Ну вы представляете, как смеются люди, которым совсем не смешно. Как будто кто-то ходит в кирзовых сапогах по битому стеклу.
– Любил – не совсем точное определение, – ответил он с неприятной злостью, которая ранила больше ревности. – Я был готов умереть за нее. Что не помешало ей выскочить замуж за испанского миллионера и покинуть страну. Через пять лет я окончательно выкупил агентство и утратил надежду на ее возвращение.
– Хорошо, что у тебя есть мы, – старательно прикидываясь беззаботной дурочкой, воскликнула я, – безликие Алешины жены. А то бы ты совсем зачах от тоски.
Это была пассивная агрессия, уловили?
Нас, обиженок из гарема, хлебом не корми – дай только отчебучить что-нибудь этакое.
– Безликие Алешины жены, – эхом повторил Антон. – Да, такое себе удовольствие.
– Почему ты сегодня такой ядовитый? – спросила я напрямик. – Этак от меня и вовсе одна кочерыжка скоро останется.
– Что? – не понял он.
– Ты зачем-то ранишь меня. Зачем?
Антон молчал, так и глядя в окно.
Превратился вдруг в истукана.
– Скажи хоть, намеренно или случайно так выходит, – попросила я. – Вдруг причина в пробелах в воспитании или скверном характере. Или неделя тяжелая, всякое ведь бывает. Голова болит, не выспался.
– Случайно, – ответил он самым лживым голосом в мире. – Плохо воспитан, не выспался, и голова болит.
А потом вернулся ко мне – остановился так близко, что я могла бы схватиться за карманы его пиджака и дернуть их как следует, чтобы оторвались.
Он носил такие отвратительные костюмы, что так и хотелось их сжечь.
Или раздеть Антона.
Впрочем, последнее может быть никак не связано с элегантностью кроя.